– Все-таки ты ученый, а не врач, – заметил Бунтарь. Прозвучавшее в голосе Бригмана сожаление наглядно продемонстрировало, какой позиции он сегодня придерживается. Уильям ни словом не обмолвился о погибших на Периферии девяти списанных превенторах, но при упоминании жертв Бунтаря и Невидимки голос посттерминального реаниматора сочувственно дрогнул. Яснее ясного, что сейчас он переживал не о людях, а о загубленном результате долгих и кропотливых исследований.

– Совершенно верно – ученый, – не стал отпираться Бригман. – И всегда им оставался. До самой своей смерти буду видеть в кошмарных снах тех монстров, в каких мы превратили ваших товарищей и лишь по чистой случайности не превратили вас. Хотите верьте, хотите нет, но только по этой причине я забросил научную деятельность и попросил Хоторна перевести меня на службу сюда, в «Синай», подальше от того проклятого подземелья. Наше неудержимое любопытство, в конечном итоге, поломало жизнь двадцати пяти отличным ребятам, поэтому вам есть, за что меня ненавидеть, не так ли?.. Но тем не менее как ученый – человек, обладающий холодным рассудком и мыслящий глобально, – я склонен считать, что столь высокая цена была заплачена не напрасно. Да, мы так и не выяснили, что скрывается за гранью человеческой жизни, зато теперь доподлинно знаем, что происходит с человеком непосредственно на этой грани. Вы не добрались до нее буквально полшага, ваша подруга подошла еще ближе, но не настолько, как превенторы Айзека Данна. И только потому, что вы не дошли до цели это мизерное расстояние, вам посчастливилось вернуться из путешествия к границе жизни людьми.

– Кем же тогда вернулись оттуда последние четырнадцать превенторов?

– А кем, согласно легендам, возвращаются люди с того света? – невесело усмехнулся Уильям. – Тенями, призраками, зомби, прочей обездушенной нежитью… Превентор номер двенадцать был первым, кто практически достиг «точки невозвращения», а не подобрался к ней вплотную, как вы. Время, которое Двенадцатому оставалось прожить до неотвратимой смерти, составляло всего семьдесят восемь сотых секунды. Ровно столько и ни мгновением меньше требовалось нашему автоматическому реанимационному комплексу ценой в полмиллиарда долларов, чтобы запустить процесс спасения жизни этого подопытного. Семьдесят восемь сотых секунды… Они и стали для нашей научной группы финальным рубежом, пересекать который мы уже не дерзнули. Хотя будь у нас в распоряжении более точное оборудование… Впрочем, теперь это не имеет значения, поскольку и так ясно, что ничего хорошего человека за тем пределом не ожидает…

Именно преодоление секундного «рубикона», отделявшего жизнь подопытного от смерти, и решило успех проекта «Превентор». Из всей «Ундецимы» наиболее близко подобралась к этому рубежу Одиннадцатая – одна целая и пять сотых секунды, однако ей не хватило до положительного результата (по стандартам Айзека Данна – руководителя проекта) всего какого-то неуловимого мгновения. Дорогостоящее высокоточное оборудование для посттерминальной реанимации взялось за спасение жизни Невидимки уже после того, как ее биополе приобрело все качества, обязательные для последующего поколения превенторов. Но все равно этого оказалось недостаточно, чтобы попасть в ряды тех, кто избежал ссылки на Периферию.

Бунтарь – превентор номер один – являлся самым «недодержанным» в состоянии клинической смерти превентором: три целых пятьдесят шесть сотых секунды до достижения критической отметки. Реаниматоры Контрабэллума уже знали, что у вернувшихся из Чистилища пациентов всегда наличествует потеря памяти, но вот определить глубину амнезии ранее на животных удавалось лишь весьма и весьма приблизительно. Собаки не подчинялись прежним хозяевам и забывали разученные ранее команды, однако легко усваивали новые и не дичали. Потупив взор, Бригман признался, что нечто похожее ожидалось экспериментаторами и от подопытных-военных, у которых подчинение приказам тоже было заложено на уровне инстинктов.

Так оно в целом и получилось. Еще не опробованное в деле реанимационное оборудование прекрасно справилось со своей задачей, и Бунтарь, проведший в состоянии клинической смерти несколько минут, был возвращен к жизни за мгновение до того, как воскрешать его было бы уже бесполезно. Прогнозы насчет утраты воскресшим памяти подтвердились. Без трех с половиной секунд «мертвец» напрочь забывал всю свою прошлую жизнь, но не требовал няньки и был вполне в состоянии о себе позаботиться, спрашивая совета там, где встречал затруднения. У подопытного сохранялись все полученные ранее навыки, и, беря в руки оружие, он поражал мишень с такой же точностью, что и раньше.

Но главным достижением подвергнутого посттерминальной реанимации человека было, естественно, видоизмененное биополе. Определить его наличие удалось более чувствительными и доработанными сканерами. (У Макдугала в пентхаузе на видеокамерах стояли стандартные – «бытовые» – фильтры, поэтому они и не смогли обнаружить «нимбов» ни у Бунтаря, ни у Невидимки.) Такое биополе в Контрабэллуме называли «затухающим», но на самом деле это был не совсем верный термин.

Доказанная на сегодняшний день неразрывная связь эмоций и стрессов с характером изменения ауры человека сохраняла закономерность и во время пребывания его в клинической смерти. По сути, смерть являлась тем же стрессом, причем таким, который преображал человеческое биополе уже основательно и бесповоротно. И если раньше подопытный не мог влиять на изменения своей ауры – страх, гнев, радость делали это лишь на мгновение, после чего аура возвращалась к своему обычному состоянию, – то, воскреснув за миг до смерти, человек получал невероятную возможность манипулировать своим биополем так, как ему вздумается. И чем короче являлся временной промежуток, отмеренный реаниматорами подопытному при его приближении к «точке невозвращения», тем большей властью обладал он над своей аурой.

И пусть на тот момент у превенторов был лишь один способ манипулирования биополем – чересчур узкоспециализированным оказался сей невидимый и малоизученный «инструмент», – он являлся воистину уникальным.

Способность обманывать ультрапротектор была обнаружена у Бунтаря на первом же тестировании. Он прошел через все сканеры ультрапротектора, совершенно не напрягаясь, – превентору приказали сделать это в качестве проверочного задания, и он просто-напросто выполнил приказ. Все до единого сканеры определили неординарное биополе испытуемого как корректное, что, разумеется, являло собой нонсенс. Причем, если вводимый в заблуждение ультрапротектор был зарегистрирован на одного пользователя, сканер воспринимал превентора как этого человека. Если же на нескольких – то всегда под именем того пользователя, который проходил идентификацию последним.

К сожалению, эта «сверхпроходимость» оказалась единственным достижением Бунтаря. Даже тот факт, что именно с его биополем было совершено эпохальное открытие, не позволил первопроходцу заслужить в досье отметку «годен».

Превентора номер один подвел непредсказуемый нрав, ставший таковым именно после прохождения Чистилища. Что, впрочем, являлось единичным случаем. Если у других подопытных и имелись в данном плане отклонения, они были весьма незначительными. Бригман и его коллеги сошлись во мнении, что виной этой аномалии послужило подавленное настроение Бунтаря перед решающим этапом экспериментов. Неуравновешенное состояние и наложило неизгладимый отпечаток на характер воскресшего.