— А у меня есть незамужняя подруга.

— Приводите. У нас умеренные цены.

— Вы же говорили, что мне бесплатно?!

Нина Афанасьевна, не моргнув глазом, обозначает границы собственной щедрости:

— Вам — да, а подруге — только дружескую скидку.

Соня шутливо грозит пальцем великолепной Нине Афанасьевне, которая внешне похожа на классную даму Института благородных девиц — устроила здесь брачное агентство, а на поверку выходит стальной леди с вычислительной машинкой в голове.

— Вот она, значит, какая, дружба народов! — весело констатирует Соня.

Нина Афанасьевна, снова став важной и отстраненной, говорит:

— Да что вы, Сонечка, милая, у нас ведь не только и не столько женихи. У нас многие приезжают, чтобы страну изучать, ее обычаи, историю и культуру. А сейчас стало модно в семьях останавливаться. Особенно это практикуют те, кто диссертации пишет о быте, нравах…

— О, да! О наших нравах можно не одну диссертацию написать…

Нина Афанасьевна вздыхает:

— Но вот беда: наши люди боятся к себе в дом незнакомцев пускать. Им никакие рекомендации не указ, и деньги не нужны. Один ответ: «Боимся международных террористов, кражи кругом, убийства…» А после одиннадцатого сентября так и совсем трудно стало.

Соня задумчиво смотрит на свои руки:

— Кто бы мог подумать, что нам так близко чужое горе…

Нина Афанасьевна радостно соглашается:

— Вот это и есть дружба народов!

Соня, что-то смекнув, реагирует быстро:

— Так иностранцы хорошо платят, чтобы в семьях жить?

— Да, неплохо. Я даже сама однажды женщину из Луизианы принимала.

Что ж, хоть с мыса Последней Надежды, думает Соня. Ей есть кому предложить подобное дельце.

Соня, навалившись грудью на стол, живописует о предприятии Нины Афанасьевны.

— И представляете, иностранцев этих несчастных наши люди боятся селить по домам.

— Я их понимаю, — говорит Юля. — Иностранцы — опасные люди. Раз войдя в твою жизнь, не уходят ни за что.

Что ж, Юлька имеет право на эти слова. У нее свой негативный опыт. Нонка, дуреха, демонстративно пожимает плечами и открывает тетрадь с их романом. А это, меж тем, помогло бы ей подзаработать. Лосева, напротив, стоит себе над феями и очень внимательно слушает самозабвенный рассказ Сони.

— Наши боятся селить иностранцев. Думают, наверное, что им Бен Ладен попадется, — объясняет она.

— А представляешь, Сонечка, приходит твой Жорик домой, а там Бен Ладен сидит.

— Укроти воображение.

— Ну, что я опять не то сказала? Он же пьет? Пьет…

Соня угрожающе смотрит на Юлю.

— Я хотела сказать — выпивает иногда!

— А у самой-то еще видений не было от ежевечерних возлияний?

Юля открыла было рот, чтобы ответить подруге, но неожиданно их прерывает Лосева:

— А женихи-то, женихи?

Соня поднимает глаза на Лосеву, явно найдя в ней благодарного слушателя.

— Это, девочки, совсем другая категория иностранцев. А они там такие хорошенькие — умора. К стенкам поприлипали, улыбаются. Такие кобельки на выпасе, престарелые ловеласы. А девушки наши блещут красотой колготок и великолепием волос.

— На ногах? — уточняет Юля.

Проигнорировав Юлькин выпад, Соня решает обращаться к одной только Лосевой:

— Мне сразу к визажисту захотелось, марафет навести. Перья свои распушить…

Но Юля не унимается:

— Распушить и взлететь.

Надоела как, вредная Юлька!

— Да, взлететь. Скинуть лет…

— Триста.

И Соня не выдержала и размахнулась, чтобы дать подруге тумака, но та, ловко увернулась. Нонна отрывается от рукописи.

— Ссорьтесь, ссорьтесь, девочки. Я все записываю. Бумага стерпит. Только вот что потом о вас люди прочтут?

— А что там все-таки за женихи? — снова тихо спрашивает Лосева.

— Хорошие, девочки! И в таком большом количестве, что даже глаза разбегаются. Верите? Я даже пожалела, что за Жориком замужем.

— Ну, не в первый же раз?

Так, теперь Нонка принялась ее донимать. Соня сама знает, что с Жоркой надо разводиться, но жалко. После показательных выступлений с Никитой Михалковым страшно за него становится. Кто еще за ним будет ходить, как за больным ребенком?

— Злая ты, — сказала Соня. — А он, между прочим, хорошо к тебе относится. Называет тебя ласково… — Соня уже поняла, что сболтнула лишнее, но по инерции договорила: — Бессмысленной курицей.

— Очень хорошо относится.

— Очень ласково. Интересно, а как он меня называет? — интересуется Юля.

И Соня честно отвечает:

— Лучше тебе этого не знать.

— Козел.

— А твой Коррадо — зануда.

— Спора не получится. Он же иностранец! Все иностранцы — зануды, — радостно говорит Юля. — Все, все, все. Мир, дружба, жвачка! Мы нашли общий язык.

Но теперь Соня демонстрирует характер.

— Жвачка! У тебя только жвачка!

У Нонки начинала болеть голова. Подруги так тарахтели, что она уже не понимала, кто на кого нападал, кто от кого защищался.

— Не ссорьтесь, девочки! Сонь, зачем нам женихи? Какие женихи? К чему ты это все рассказываешь? У меня времени совсем мало. Мне работать еще сегодня — расписывать рекламные ролики для радио.

Точно! Работать. Зарабатывать деньги. Она ведь с этим пришла. Конечно, она с этого и начала, но Лосева со своим интересом к женихам сбила с толку.

— Ноник, я к тебе с деловым предложением, — заявляет Соня.

Нонна впервые проявляет хоть какой-то интерес к тому, что рассказывает подруга.

— Ноник, она хочет тебя продать миллионеру, — предположила Юля.

— Дурочка! Сама-то поняла, что сказала? — Соня хватает Нонку за руки, пытаясь привлечь ее внимание. — Там можно заключить договор и вписать к себе иностранца.

— Вписать?! Как это?

— Вписать — значит поселить на время. Допустим, сдаешь ты угол иностранцу за весьма существенную плату, а он про тебя диссертацию пишет.

— Про меня?!

— А ты думаешь, что недостойна? — спрашивает Юля.

— Про твой быт, — уточняет Соня.

— Не надо! — просит Нонна.

— Надо, надо.

Нонна и Нина Афанасьевна прекрасно дополняли огромное, во всю стену, панно «Амур и Психея». Время от времени через зал, громыхая бодрыми старческими ногами, проходили группы иностранных туристов под руководством громкоголосых гидов.