— Приветствую, друг. Ты как? — услышала я голос мужа, и замерла.

Целый год, а мой брат до сих пор в тюрьме. Невинный человек отбывает срок за ублюдка Гринича. И по делу нет никакого сдвига. Естественно, мы подали апелляцию, но увы, нам отклонили жалобу. Кажется, этот подонок не плохо заплатил судьям. Только вот стоило ли оно того?

— В общем, Захар, у меня для тебя новость. Хорошая, да.

Продолжая слушать разговор, я поняла, что даже дыхание затаила. Стало не по себе, хотя новость действительно была хорошая.

— Друг, ваш с Юлькой сын у нас. Мы привезли его домой к вам. Потом поговорим об этом. Да, конечно, — Шах вошел в комнату, и сразу же включил громкую связь. — Гордейка, папа хочет тебе что-то сказать.

— Сын, Гордей, привет. Малыш мой, ты узнал меня? Я твой папа. Помнишь меня?

Малыш посмотрел на нас огромными глазищами, но в ответ ничего не произнес.

— Захар, тут такое дело, — начала я, поглаживая ребенка по голове, — Гордейка не разговаривает, уже как год.

— Что… Сынок, ты в порядке? Почему ты молчишь?

— Захар, это стресс. Ты сам все понимаешь…

— Гордей, я тебе обещаю, я скоро вернусь, и мы всегда будем вместе. Слышишь меня, сын? Я клянусь, что как только вернусь домой, мы всегда будем вместе, — строго говорил Захар, пытаясь донести до сына свои слова.

По щеке покатилась слеза.

Как бы мне хотелось, чтобы этот день поскорее настал. Чтобы мой брат снова был дома, а главное, чтобы, как и раньше его глаза были наполнены счастьем. Только вот возможно ли это без Юльки?

— Я клянусь, сын, я не брошу тебя, — а это уже отчаянным голосом.

Через несколько минут брат попрощался. Разговаривать долго он не могу, но пообещал, что завтра позвонит.

Слышать отчаяние в голосе Захар было невероятно сложно. Всегда сильный, уверенный в себе мужчина просто в данный момент сражен на повал. Он тоже пострадавший. В этот раз ему куда сложнее, чем тогда, пять лет назад, когда Юлька тонула в бунгало. Здесь он видел, как в его любимую женщину стреляли, и вместо того, чтобы отомстить подонкам, он сидит в тюрьме. Ни за что. Еще этот год выдался сложнее, потому что мы не могли найти Гордея. Это стало очередным ударом для нас всех. Но мы продолжали верить в лучшее.

Как там говорится, после самой темной ночи наступает рассвет?

— Давай к Виктории зайдем? Для нее это прекрасная новость, — предложил Тим, на что я согласно кивнула.

— Малыш, к бабушке зайдем?

Он рассматривал нас с любопытством, хотя его взгляд по-прежнему был потерянный. Гордейка словно зверюшка, загнанная в клетку. От этой мысли становилось невыносимо больно.

Я перехватила ребенка поудобнее, и поднявшись с ним, собралась пойти к тете Вике. Я уверена, она обрадуется возвращению внука.

Но только я сделала шаг в сторону коридора, который ведет к комнате тети Вики, как я увидела в конце темный силуэт. Благодаря датчику движения свет зажегся, и к нам медленно ехала в коляске Виктория. К сожалению, это ее единственный способ передвижения. Паралич ног, вызванный сильнейшим психическим стрессом.

Кажется, Гордей узнал бабушку, и принялся вырываться из моих рук. Я поспешила поставить его на пол, как мальчик тут же рванул к ней. Виктория сразу же забрала его к себе в объятия, а я выдохнула. Он не испугался, доверился ей.

Кажется, она единственная, к кому Гордей потянулся в первый же миг встречи. Это важно. Важно, что он понимает — его здесь не обидят.

— Моя маленькая душа, мой человечек, мой мальчик. Мой родной, мой родной. Никогда тебя не бросим, слышишь? Никогда.

Глава 42

Два года спустя.

— Грозный, ты бы отдохнул немного? От того, что ты не спишь уже двое суток, нихера не поменяется.

— Вольт, не задрачивай.

Я прикурил последнюю сигарету, и выпустил изо рта густой дым.

— Мне сейчас на сон наплевать. Я сука минуты считаю до момента, когда окажусь за колючкой.

— Ты все уже продумал?

— У тебя остались сомнения, Вольт? Считаешь я передумаю после того, что эта гнида натворила?

— Уверен, что нет. Ты еще эту падлу по земле голым телом протащишь и бровью не поведешь.

Я затянулся, и выпустив дым на лучи солнца, смотрел на их четкое очертание. Нихера не радовало. И свобода грядущая тоже не радовала. Только мысль о сыне держала меня на плаву. Я обязан отомстить. За них, за моих любимых.

— Главное, я завтра увижу сына. А тот ублюдок даже не догадывается, что я уже знаю о его местонахождении.

— Действуй аккуратно, чтобы больше сюда не возвращаться.

— Я поклялся сыну, что больше не брошу его. Мне сюда путь заказан.

Докурив, потушил окурок в железной банке. Поднялся и размял затекшие мышцы. За три года я здорово подкачался, и теперь готов убивать голыми руками. Свое я уже отсидел, пришло время делать то, за что, собственно, и сел. Только вот зарезать и пустить пулю в лоб подонку было бы слишком просто. Он будет страдать. Падаль!

Со стороны входа в камеру послышался скрип, и через секунду дверь открылась.

Хмурый конвоир кивнул в сторону коридора.

— Сарбаев, на выход.

Мы переглянусь с Вольтом, и крепко пожали друг другу руки.

— Встретимся на свободе, — произнес он, я кивнул, и забрав свою сумку, вышел из камеры.

Оборачиваться не собирался. Скучать там не за чем, а вот впереди ждет жестокий бой. Каждый причастный к трагедии в моей семье получит по заслугам. Ни одну мразь жалеть не буду. И руки свои жалеть не стану, испачкаю в кровь, и ничего мне за это не будет. Слишком высока цена была…

Они убили мою жену, они влезли в мою семью, я уничтожу их в ответ. Ни одну никчемную душу больше не пожалею. Теперь грядет расплата, в которой прольется море крови, а главное — кровь Гриньковского! Эта падаль ответит за все. Он вырвал мое сердце лишив родных, я вырву его сердце лишив сердца.

— Свободен, Сарбаев. Больше не возвращайся, — сказал мне в спину капитан.

Я крепко сжал кулаки и не оборачиваясь, ответил:

— Не вернусь. Клянусь.

Хотелось с ноги открыть ворота, но я сдержался. Не стану начинать дебош прямо здесь. Мне нужно просто свалить нахер отсюда и больше никогда не возвращаться. Впереди ждет огромное приключение.

Осмотревшись по сторонам, заметил вдалеке белую тачку. Быстро перебежал дорогу и выставил руку. Повезло, телка за рулем.

— Привет, красавчик. Сбежавший? — пошутила она, а я с хмурым лицом,