— Кто из вас будет выступать первым? — спросил азербайджанский писатель.

— Давайте я, — как бы нехотя ответил мой спутник Олег.

Нас едва успели привезти из аэропорта далёкого города.

Прозвучал последний звонок. Занавес, разделясь на две половины, разошёлся в стороны. И мы оказались в слепящем скрещении прожекторов.

Азербайджанский писатель поднялся, объявил о том, что в республику Нагорный Карабах, её столицу Степанакерт только что прибыли два московских писателя. Для выступлений перед трудящимися. Больше ему сказать было нечего. И, дав слово Олегу, он опустился на своё место.

Раздались оглушительные аплодисменты. Зал дружно поднялся.

Олег скромно стоял у микрофона, выжидая, пока наступит тишина.

Хотя ни о нас, ни о нашем творчестве никто здесь понятия не имел, овация продолжалась.

Загадка разрешалась просто. Мой спутник носил ту же фамилию, что и его отец — заслуженно знаменитый писатель-прозаик, классик советской литературы.

Я все ждал — скажет Олег зрителям об их заблуждении или нет? Не сказал. А принялся бодро рассказывать о своём «творческом пути», о том, как печатается в «Мурзилке» и «Весёлых картинках». Вытащил из кармана пиджака сложенную вдвое свою книжечку детских стихов. Принялся читать её от начала до конца.

Сбитая с толку простодушная публика сперва пыталась похлопывать, потом стала увядать. В общем, это был стыд и позор.

Для меня эта недельная командировка сюда от Союза писателей СССР была случайной. Кто-то у них там заболел, позвонили, уговорили поехать выступить с каким-то незнакомым мне детским поэтом. Я подумал: «Будет ли ещё случай повидать загадочный Нагорный Карабах?» Что я о нём знал? Только навязшую в ушах песню приторноголосого Рашида Бейбутова «Лихо надета на бок папаха. Эхо разносит топот коня. Парень весёлый из Карабаха — так называют всюду меня!»

Олег закончил своё выступление при недоуменном молчании зала. Провинциальная аудитория все ещё никак не могла сообразить, почему знаменитый прозаик оказался автором заурядных детских стишков.

Моей фамилии никто не знал. Когда я подошёл к микрофону, не раздалось ни одного ободряющего хлопка. Минут пятнадцать я читал наизусть свои стихи, связанные с Кавказом. Всё-таки снискал снисходительные аплодисменты. После чего в театре должен был начаться концерт самодеятельности. А нас с Олегом повезли устраиваться в гостинице и кормить ужином в гостиничном ресторане.

За ужином азербайджанский писатель объяснил, что всю неделю мы должны будем выступать в клубах, школах, на предприятиях. Что за нами будет закреплена машина с шофёром, на которой мы сможем ездить куда захотим и знакомиться с жизнью Нагорного Карабаха.

Азербайджанский писатель уплатил за наш ужин. После чего мы вышли из ресторана в вестибюль, простились с ним. Поднялись по лестнице на второй этаж и оказались в предназначенном нам номере люкс.

Его аляповатая роскошь поразила меня. На потолке среди разноцветных облаков и золотистых звёзд витали какие-то полногрудые гурии.

Дорогие узорчатые покрывала на двух кроватях, бархатные шторы на окнах — все это было нам не по чину и рождало ощущение самозванства.

Я завалился спать. Последнее, что я видел, это был Олег, который, стоя ко мне спиной, пересчитывал деньги в своём бумажнике. «Надо же, послала судьба в спутники такого хмыря…» — подумал я, засыпая.

…Утром, когда спускались в ресторан завтракать, увидели в вестибюле несколько беспокойно прохаживающихся взад-вперёд мужчин. Один из них был с девочкой лет шести. Кинулись к нам. Сказали, что присутствовали в театре, что являются армянскими писателями и поэтами. Желают угостить нас завтраком.

У каждого из них имелись с собой потёртые папочки и портфели.

Что ж, кавказское гостеприимство известно всем. И мы с несколько фальшивыми протестами дали им возможность увести себя в ресторан, где были усажены за два сдвинутых столика. В высшей степени симпатичная девочка по имени Карине сидела вместе с нами, грызла яблоко. Отец, извиняясь, сообщил, что её мама умерла, девочку не с кем оставить дома.

Мы с Олегом поглощали местный овечий сыр, простоквашу, лепёшки и чай. Гостеприимные писатели ничего себе не заказали. Они скорбно поглядывали на процесс поедания завтрака и вполголоса, иногда озираясь, отвечали на наши расспросы.

Выяснилось, что их — армянских поэтов и писателей — здесь почти не печатают. Немногочисленные газеты и журналы заполняются произведениями азербайджанцев. И на русский язык их никто не переводит.

— А почему вы не печатаетесь в Армении? — спросил я.

— Там своя мафия, — был ответ.

Стало ясно, что они находятся в отчаянном положении. И явились сюда в надежде, что мы возьмёмся за переводы и устройство их дел в Москве.

…В своё время Борис Леонидович Пастернак сказал мне: «Володя, заклинаю вас, никогда не занимайтесь переводами. Это всё равно что клевать собственную печень».

Зато Олег шустро позабирал у них принесённые с собой подстрочные переводы на русский, пообещал все перевести лучшим образом, пристроить в Москве.

Когда выходили из ресторана, отец девочки отвёл меня в сторону, шёпотом спросил:

— Этот Олег — действительно тот самый знаменитый писатель? Но ведь тому сейчас должно быть лет семьдесят…

— Это его сын, — ответил я.

…Каждое утро у входа в гостиницу нас ожидал газик. Возили по школам. предприятиям, колхозам. Странным, должно быть, казалось местным жителям наше появление. Им было не до нас. Стояла осень. Кончался сезон сбора урожая. Хозяйки повсюду закатывали на зиму банки с овощами, готовили баклажанную икру. Во дворах среди обшарпанных панельных пятиэтажек и восьмиэтажек стоял дым от костров, над которыми варилось в котлах варенье из айвы и кизила.

— Какое убожество! — приговаривал Олег, не стесняясь нашего водителя. — В декабре окажусь с отцом в Париже. Отведу душу!

У них там жили какие-то родственники, их запросто выпускали за границу.

По контрасту с современной жизнью Нагорного Карабаха его прошлое казалось сказочным. Повсюду среди изумительно красивых предгорных лесов, омываемых журчащими речками, можно было видеть остатки великолепных дворцов, развалины крепостей. За эту тёплую, плодороднейшую землю тысячелетиями сражалось множество народов.

С каждой поездкой я убеждался в том, что если где и находился рай, так это здесь, в Нагорном Карабахе. Недаром поблизости, на границе Армении и Турции, возвышается гора Арарат, за которую зацепился днищем Ноев ковчег со спасённым от всемирного потопа зверьём. Легко было представить себе, как, выйдя из ковчега, разбегаются по этому плодородному краю жирафы, слоны, бегемоты и прочая живность, охочая до чистой родниковой воды и сочной зелени.

За день до конца командировки водитель сказал, что нам непременно следует побывать в Шуше — втором по значению городе Нагорного Карабаха.