К этому времени Майданюк сумел «раскрутить» дело Тарады, который, казалось, давал правдивые показания, раскаивался, даже рассказал о некоторых тайниках с драгоценностями. Но следователь понимал, что он многое утаивает.

И Константин Карлович нашел-таки деньги Тарады, о которых он не рассказал. Это были вклады на предъявителя на сумму свыше 200 тысяч рублей. По тем временам это были очень большие деньги. Пережить это Тарада не смог. После одного из допросов он вернулся в свою камеру в крайне возбужденном состоянии, потерял сознание и был доставлен в городскую больницу. Через день Тарада скончался.

После того как Генеральным секретарем стал Андропов, следствие пошло практически без помех. К длительным срокам лишения свободы были приговорены люди из ближайшего окружения Медунова – Тарановский, Перепадя, Мерзлый, Карнаухов и другие, сотни руководителей предприятий, учреждений и организаций Краснодарского края.

Сгустились тучи и над самим Медуновым. Теперь и ему пришлось давать показания в следственной части Прокуратуры Союза ССР.

Вспоминает Калиниченко:

«Передо мной сидел грузный, чуть выше среднего роста мужчина в черном костюме с Золотой звездой Героя Социалистического Труда на лацкане пиджака. Держался крайне настороженно, на вопросы отвечал, тщательно продумывая ответ. Я смотрел на него и вспоминал рассказ одного из свидетелей, проходивших по делу. На том знаменитом сочинском пленуме к Медунову, сидевшему в президиуме, подошел один из руководителей и тихо сказал: „Сергей Федорович, вас срочно просит к телефону Александр Михайлович Рекунков“. Медунов развернулся вполоборота и так, чтобы слышал президиум, отчеканил: „Пошел он…“ – далее последовала нецензурная брань. Мог ли он тогда подумать, что через несколько лет будет сидеть не перед Генеральным прокурором СССР, а перед следователем и давать показания, что этажом выше в своем кабинете занимается в это время своей обычной работой начальник следственной части Прокуратуры Союза ССР Герман Петрович Каракозов, которого он так недооценил в своих интригах. При выходе из кабинета следователя Медунов дрожащим голосом задал последний и, видимо, самый важный для себя вопрос: „Скажите, что со мной будет?.."»

Здесь следует заметить, что Медунов так и не был привлечен к уголовной ответственности. Он был снят со своего поста, а в марте 1989 года, когда уже проживал в Москве, исключен из партии.

Чтобы завершить рассказ о «краснодарском деле», уместно будет привести еще один эпизод, о котором поведал мне писатель Безуглов со слов бывшего начальника следственной части Прокуратуры Союза ССР Г. П. Каракозова.

Когда заканчивалось это дело и Каракозов докладывал о нем Генеральному прокурору СССР Рекункову, Александр Михайлович спросил: «Так, значит, закончили „краснодарское дело“». Каракозов подтвердил. «Ну, что ж, тогда надо заняться „ставропольским делом“». Каракозов заявил, что по «краснодарскому делу» остались еще «хвосты», нужно кое-что доделать. Решение о возбуждении какого-то «громкого» дела по Ставропольскому краю тогда не состоялось. Спустя несколько месяцев, когда секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству был избран Горбачев, работавший до этого первым секретарем Ставропольского крайкома партии, Рекунков, встретив Каракозова сказал: «Ну, ты что же, как в воду смотрел», имея в виду, что тот не согласился с наскока возбуждать уголовное дело и начинать следствие по Ставропольскому краю.

При Александре Михайловиче Рекункове было проведено расследование и по целому ряду других «громких» дел о взяточничестве, злоупотреблениях служебным положением и хищениях в особо крупных размерах, закончившихся преданием виновных суду и осуждением их к длительным срокам лишения свободы и даже к смертной казни. На процессе над Чурбановым прокурор А. В. Сбоев сказал:

«Возглавляя вместе с Щелоковым МВД СССР, Чурбанов, используя свою близость к главе государства и власть первого заместителя министра (курируя кадры МВД), не гнушался, как это было бесспорно установлено в судебном заседании, пышных встреч, приемов и застолий, обильных угощений и дорогих подношений. Вокруг Чурбанова был известный начальственный ореол. Благодаря этому ореолу он воспринимался выше, чем какой-нибудь министр. Это была особа, как выражались в старину, приближенная… Все его поступки определялись не столько размером личности, сколько непомерной жадностью, властолюбием, которые были в полной мере использованы многочисленными приспособленцами, угодниками и подхалимами. Таких людей в период застоя в нашей стране было немало, и жилось им, как нам известно, неплохо».

«Важняки» Генерального прокурора СССР Рекункова умело распутывали не только хозяйственные дела, но и такие тяжкие преступления, как умышленные убийства при отягчающих обстоятельствах. Их на счету следователей было немало. Одно из них – так называемое «витебское дело»

Громкое дело

Маньяк

По нему был привлечен к уголовной ответственности и осужден к исключительной мере наказания житель Витебской области Белоруссии некий Михасевич. Почти 14 лет он творил кровавые расправы, его жертвами стали 38 женщин, причем за совершение нескольких преступлений правоохранительные органы Белоруссии привлекли к уголовной ответственности невиновных. Материалы этого беспрецедентного дела составили 175 томов. Руководил расследованием дела в отношении Михасевича старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР В. А. Париц.

Он рассказывал:

«Путь к его изобличению начался, можно сказать, с 1985 года, когда по инициативе главного следственного управления Прокуратуры Союза ССР все уголовные дела о нераскрытых убийствах женщин были внимательно изучены, проанализированы многие обстоятельства. На основании этого была выдвинута версия – действует один преступник. Оказались схожими способы удушения и сокрытия трупов, т. е. почерк убийцы. Не исключалось, что и мотивы были одинаковы. Составленные схемы показали, что маршруты следования большинства жертв вели к Полоцку. В Полоцком же районе совершено 19 убийств. Все это привело к убеждению: здесь и живет преступник».

В следственно-оперативную группу вошли опытные криминалисты и работники уголовного розыска. Возглавили ее на первом этапе заместитель начальника следственного управления Прокуратуры БССР В. Лапшин и следователь по особо важным делам при прокуроре Белорусской ССР Н. Игнатович. В марте 1986 года Михасевич был уже арестован.

Рекунков с большим энтузиазмом воспринял идеи перестройки. Он искренне желал перемен и требовал от своих подчиненных творческого переосмысления пройденного пути, коренного изменения форм, стиля и методов работы. В его выступлениях последних лет часто звучали жесткие нотки, острая критика в адрес тех, кто не хотел (или не умел) работать по-новому.

На расширенном заседании коллегии Прокуратуры СССР в июле 1987 года он, например, говорил: «Оглядываясь назад, мы должны со всей прямотой признать, что руководство Прокуратуры Союза, коллегия, я как Генеральный прокурор не смогли должным образом оценить, насколько серьезно под воздействием местничества многие прокуроры стали отходить от принципа единства законности, как в угоду ведомственности и личному благополучию скатывались с партийных позиций. Беспринципность разъедала, как ржавчина.