Что же, он в Рахе. Гинор советовал спросить духов. Но Гинор не предупреждал, что в Рахе полно великанов. Уж они-то учуют северные руны. В конце концов, когда от неподвижного стояния занемели пальцы на ногах, Рут решил прежде осмотреться. Если быть осторожным, избегать натоптанных великанами троп, к счастью, не очень-то они и таились, то, возможно, удастся разыскать Искру и без колдовства. Уповать на духов – всё равно что прислушиваться к бредням Лахти. Много слов, да по делу лишь одно. Поди разбери какое.

Первое впечатление прошло, и теперь он смотрел на город лишь как на блёклые декорации. Дела Полудня не касаются ми́рков.

Всё сильнее донимал голод. Снег так и не пошёл. Чем глубже Рут заходил в город, тем плотнее сжимались развалины, от каждой веяло сыростью и смертью. Бесконечные остовы зданий, покрытые струпьями черепицы, улицы, исчерченные трещинами, будто шрамами. Тишина. Ни шепотков, ни вздохов.

Великанов он видел дважды. Один из них деловито, по-хозяйски топал наверх, закинув за спину шипастую дубину. Второго разглядел мельком. Тот высматривал что-то в небе, стоя на той самой скале, в которую упиралось русло.

Город ярусами карабкался на гору, Рут карабкался вместе с ним. Когда сил совсем не осталось, он забился в один из домов, у которого была цела крыша. Сон его сопровождал мерный плеск.

* * *

Он проснулся задолго до рассвета. По темноте беззвучно крался выше, мимо грациозных колонн, исчерченных трещинами, величественных арок, выраставших из каменных завалов, пугающих своей необъятностью площадей, которые прорезали лавины и хвосты селей. Через одну из площадей, по выдолбленному прямо в камне руслу, спешила река. Чутьё вело дальше, к белеющему остову дворца.

Он и правда напоминал скелет. Арки – вывороченные рёбра, развалины башен – скрюченные пальцы, белеющая полоса реки – обглоданный позвоночник, остатки колоссальных размеров купола – смятый череп. У самого края пропасти, в крошечном оконце у подножия ещё одного купола – поменьше и поцелее, – мелькали отблески пламени. Река в том самом месте ныряла в одну из трещин. Вот и нашлась Беляна.

Рут, ступая тише оленя, случайно забредшего на волчью тропу, прокрался ближе.

Каменный свод зала казался неправильным, как если бы заигравшийся бог ткнул его пальцем. В крыше зияла дыра размером с болотное озерцо. На полу валялись глыбы и осколки камней, припорошенные снегом. Слышался грохот воды.

Великанов в зале было что крыс в погребе. Они сновали среди резных колонн, спали где попало, гадили где попало. Воняло мокрой шерстью, гнилью и дерьмом. В одном углу была навалена куча цветастого тряпья. В другом горел костёр, повсюду были разбросаны куски сломанных стульев, кости, какой-то хлам.

Рут загодя забрался повыше и поглядывал из-за стены парапета. Великанами и бардаком его удивить было сложно. Внимание привлекало совсем другое.

К одной из колонн толстенными верёвками был привязан человек. Щуплый силуэт казался карликом по сравнению с обожравшимися мертвечиной великанами. Пленник висел на путах, пальцы на ногах едва касались пола. На голову был накинут мешок, стянутый у горла. На худом теле висели обрывки одежды, обнажая бледную кожу в кровоподтёках.

Один из великанов, что расселись вокруг костра, подковылял к пленнику и ткнул его обглоданной костью под рёбра. Тело дёрнулось, голова едва заметно приподнялась. Да ведь он жив… Тем временем великан достал из-за пояса длинный, плоский обточенный камень, прорычал что-то и расхохотался. По залу пронеслось гулкое эхо, отовсюду послышались ответные выкрики и лающий смех. Они скалили зубы, потрясали дубинами и ножами, замахивались и плевали на примотанную к колонне фигурку.

Тот, что стоял рядом с жертвой, срезал верёвку и сорвал мешок. По плечам пленника разметались белоснежные волосы, на худом лице читался ужас загнанного зверька, вокруг которого собралась стая оголодавших хищников. Рут вытянул шею, присмотрелся ещё раз. Откуда здесь взяться девчонке? Развивать мысль времени не оставалось.

Великан с ножом приставил остриё к горлу пленницы и хрипел прямо ей в лицо. Рут стянул парку и закатал рукава.

* * *

Руны, которые не касались смерти, крови не требовали. Им подавай заклинания. Кожа на предплечье зудела, шрамы пульсировали. Рут коснулся одного из них, шепнул почти беззвучно. Сквозь прореху в крыше, вперемежку с комьями снега и каменной пылью, ворвался ветер.

Великан замахнулся над пленницей, но прямо в лицо ему прилетела узорчатая юбка из кучи в углу. Великан замахал руками, наступил на осколок кости и взвыл. Девушка отвернула лицо, стараясь укрыться от ветра. Очень быстро серая кутерьма заполнила весь зал. В ней мелькали яркие пятна разноцветных тряпок. Пора.

Рут накинул капюшон и спрыгнул с парапета, послушный вихрь подхватил, ноги легко коснулись пола. Мимо, рыча и скалясь, промелькнула серая тень. Отовсюду слышались громогласные крики: «Тун! Тун ре одер!» Можно было легко представить, что вокруг рушатся стены, так громыхали голоса великанов.

Действовать нужно было как можно быстрее. Заверть сжирала силы. Рут, щурясь, подбежал к пленнице. Кажется, она снова потеряла сознание, голова бессильно повисла. Он вытащил нож и перерезал верёвки, вскинул ношу на плечо, успев подивиться тому, какая она лёгкая, и поспешил к выходу. Слабость одолевала с каждым мгновением. Зрение туманилось. В голове нарастал шум. Он споткнулся и ждал, что вот-вот твёрдый камень врежется в спину. Вместо этого он падал бесконечно. Темнота, холод и грохот воды заполонили разум.

* * *

Рут сидел на ледяном полу, мокрый, голый по пояс, и смотрел на девчонку. Она сидела у стены в паре шагов, хрупкая и беспомощная. Белые волосы облепили впалые щёки. На худых, костлявых запястьях синими узорами проступили руны. Одна рука неестественно вывернута. Прошитые грубой нитью губы плотно сжаты. Он не знал, чему стоит удивляться: собственной тупости или смекалке великанов. Зашить колдунье рот – это же надо додуматься! А он, проживший с тунами двенадцать лет, не смог распознать следов их колдовства.

И что теперь с ней делать? Вернее, что она сделает с ним, когда оправится?

Он подтянул к себе сумку. Под руку попались острые грани шкатулки Лахти. Но сейчас ему было не до богов. Да и преподносить им нечего. Разве что самого себя по кусочкам. Рут достал нож и посмотрел на девушку.

– Я разрежу швы. Идёт?

Она кивнула. Взгляд из-под полуприкрытых век скользнул по рунам на его теле.

Когда он закончил и сел на прежнее место, тунья тихо сказала:

– Ты сильный, колдун.

Её можно было назвать красивой, если бы не болезненная бледность, граничащая с белизной, кровоточащие раны на губах и если бы