— Мы благодарим тебя за визит, — сказала кукла с красным лицом, сидящая на троне, расположенном ниже.

— Слуга сопроводит тебя отобедать с нами сегодня вечером.

Без макияжа и атрибутов это были два человека маленького роста, хотя мальчик обещал стать высоким. Фонтей знал его возраст — десять лет, но подумал, что он выглядит на тринадцать или четырнадцать, хотя его половая зрелость еще не соответствовала этим годам. Живой портрет Цезаря! Еще один игрок на сцене будущего и неожиданная, но очень веская причина, почему Антоний не должен общаться с этой женщиной. Цезарион был единственным объектом ее любви. Любовь отражалась в ее великолепных золотистых глазах каждый раз, когда она смотрела на сына. В остальном она была тощей, маленькой, почти безобразной. Ее спасали глаза и красивая кожа. И голос, низкий, мелодичный и умно используемый. Оба говорили с ним на безупречной латыни.

— Марк Антоний послал тебя, чтобы ты предупредил нас о его приезде? — с живостью спросил мальчик. — Я так скучаю по нему!

— Нет, царь, он не приедет сюда.

— О-о!

Лицо померкло, он отвел глаза.

— Какое разочарование, — заметила мать. — Тогда почему ты здесь?

— К этому времени Марк Антоний должен уже быть в Антиохии, — сказал Фонтей, отметив, что пресноводная креветка безвкусна. Если прямо у ее ног плещется Наше море, почему она не пошлет свой рыболовецкий флот ловить креветки в соленой воде? Пока его ум был занят разгадыванием этой загадки, язык продолжал говорить: — Он планирует остановиться там по двум причинам.

— Одна из которых, — прервал мальчик, — близость этого города с землями парфян. Он нападет на них из Антиохии.

«Невоспитанное маленькое чудовище! — подумал Фонтей. — Встревает в разговор взрослых! Более того, его мать считает, что это нормально и даже замечательно. Хорошо, маленькое чудовище, посмотрим, так ли ты умен на самом деле».

— А вторая причина? — спросил Фонтей.

— Это действительно Восток, чего нельзя сказать о провинции Азия и, конечно, о Греции или Македонии. Если Антоний хочет навести порядок на Востоке, он должен расположиться где-то именно на Востоке, а Антиохия или Дамаск это идеальное место, — невозмутимо ответил Цезарион.

— Тогда почему не Дамаск?

— Климат лучше, но слишком далеко от моря.

— Именно так и сказал Антоний, — заметил Фонтей, слишком дипломатичный, чтобы показать свое недовольство.

— Так почему же ты здесь, Гай Фонтей? — спросила царица.

— Чтобы пригласить тебя, царица, в Антиохию. Марк Антоний очень хочет увидеть тебя, и, более того, ему нужен совет человека, восточного по рождению и по культуре. Он считает, что ты — самый лучший кандидат.

— Он рассматривал другие кандидатуры? — резко спросила она, нахмурившись.

— Нет, рассматривал я, — спокойно ответил Фонтей. — Я называл имена, но Антоний выбрал тебя.

— А-а!

Она откинулась на ложе и улыбнулась, похожая на рыжую кошку, которая лежала рядом с нею. Тонкая рука погладила животное по спине, и кошка улыбнулась хозяйке.

— Ты любишь кошек, — отметил Фонтей.

— Кошки священны, Гай Фонтей. Когда-то, лет двадцать пять назад, римский предприниматель в Александрии убил кошку. Люди разорвали его на куски.

— Брр! — вздрогнув, произнес Фонтей. — Я привык к серым кошкам, в полоску или пятнами, а такого окраса никогда не видел.

— Это египетская кошка. Я зову ее Бастелла. Звать ее Баст было бы святотатством. Но знаки говорят, что я могу использовать латинское уменьшительное имя. — Клеопатра отвернулась от кошки, чтобы съесть финик. — Значит, Марк Антоний велит мне приехать в Александрию?

— Не велит, царица. Просит.

— Как бы не так! — хихикнул Цезарион. — Он велит.

— Можешь сказать ему, что я приеду.

— И я! — тут же добавил мальчик.

Последовала короткая немая сцена между матерью и сыном. Ни слова не было произнесено, хотя она очень хотела что-то сказать. Схватились две воли. Чья победит? То, что победил сын, не стало сюрпризом для Фонтея. Клеопатра не родилась автократом. Таковой ее сделали обстоятельства. А вот Цезарион стал автократом еще в утробе матери. Точно как его отец, Фонтей почувствовал, как мурашки побежали у него по спине и волосы встали дыбом. Только подумать, каким же будет Цезарион, когда станет взрослым! Кровь Гая Юлия Цезаря и кровь восточных тиранов. Его нельзя будет остановить. И, зная это, Клеопатра будет угождать бедному Антонию. Ее не интересуют ни Антоний, ни его судьба. Она лишь хочет, чтобы ее сын от Цезаря правил миром.

Фонтею посоветовали возвращаться по суше в сопровождении египетской охраны, необходимой по утверждению Клеопатры. Сирия полна разбойников, поскольку во время оккупации парфян многие принципаты потеряли свою власть.

— Я последую за тобой, как только смогу, — сказала она Фонтею. — Но не думаю, что это будет до Нового года. Если Цезарион намерен поехать со мной, мне нужно будет назначить регента и совет, хотя Цезарион пробудет в Антиохии всего несколько дней.

— Он знает об этом? — хитро спросил Фонтей.

— Конечно, — резко ответила Клеопатра.

— А дети Антония?

— Чтобы их увидеть, Антоний должен приехать в Александрию.

Месяц спустя Фонтей вошел в резиденцию Антония в Антиохии и нашел хозяина погруженным в работу. Луцилий бегал, выполняя один за другим приказы Антония, а сам Антоний сидел за столом и просматривал груды бумаг и несколько свитков. Вместо отдыха он делал смотр войскам, укрытым в зимнем лагере после короткой кампании в Армении, которую Публий Канидий провел так же эффективно, как Вентидий проводил предыдущие кампании. Сам Канидий оставался на севере с десятью легионами, ожидая весну, остальные легионы, кавалерию и Марка Антония. Единственное, что Канидий делал неправильно, по мнению Антония, — в каждом письме он предупреждал, что царю Армении Артавазду доверять нельзя, как бы он ни уверял в своей лояльности к Риму и враждебности к парфянам. Антоний предпочел проигнорировать это предупреждение, скорее не доверяя другому Артавазду, царю Мидии. Тот тоже напрашивался в друзья.

— Я вижу, город полон настоящих и потенциальных монархов, — сказал Фонтей, усаживаясь в кресло.

— Да, наконец-то я их всех рассортировал и созвал, чтобы они узнали свою судьбу, — с усмешкой произнес Антоний. — Она… она приедет? — добавил он, не в силах скрыть волнение.

— Как только сможет. Этот дерзкий мальчишка Цезарион настоял на поездке с ней, поэтому ей нужно назначить регента.

— Дерзкий мальчишка? — нахмурился Антоний.

— Таким я его считаю. Он и впрямь невыносимый.

— Он участвует в монархии наравне со своей матерью. Он тоже фараон.

— Фараон? — переспросил Фонтей.