Бойл не стал ничего говорить, а просто шагнул к ней. Оба испытывали неловкость и замешательство, но он взял ее за подбородок, нагнулся и приблизил губы к ее рту.

Она подалась к нему, обхватила его руками, потянулась губами.

— Слава богу! Слава богу, что ты меня не отослал. Я…

— Тихо, — прошептал он и поцеловал Айону, очень бережно и нежно, как только что распустившийся бутон.

До утра мы вдвоем, подумал он. Несколько долгих часов, но только до утра. И он поведет себя так, как никогда даже не думал вести себя с девушкой. Воспользуется каждой минутой, сделает ее бесценной. Покажет ей — пока не зная, как, — что она для него тоже бесценна.

— Иди ко мне скорей! — Он взял ее за руку и повел в спальню. Потом прошел к окну и опустил шторы. Свет стал тусклым, приглушенным.

— Я мигом, — сказал он и оставил ее одну.

У него были свечи. Он держал их скорее на всякий случай, чем для романтической обстановки, но свеча все равно остается свечой, ведь так?

Сам он пускай и далек от всего романтического, но что такое романтическое настроение, он хорошо понимает.

Бойл нашел и принес три свечи и расставил по комнате. Вспомнил про спички, похлопал по карманам.

— Только спички найду…

Пальцами она описала в воздухе дугу, и свечи зажглись.

— Или вот так. — Она помолчала. — Не очень понимаю, что мы делаем, но я рядом с тобой начинаю нервничать.

— Хорошо. — Бойл вернулся к ней, провел руками от плеч к запястьям и обратно. — Я не возражаю. Мне нравится, когда ты дрожишь, — прошептал он, расстегивая пуговицы на ее рубашке. — Мне бы хотелось смотреть тебе в глаза и видеть, что ты собой не владеешь. Не знаю, от нервов или еще от чего, но тебе хочется моих прикосновений.

— Хочется. — Айона подняла руку и успела расстегнуть на нем верхнюю пуговицу, но тут он ее остановил.

— Я хочу, чтобы ты приняла то, что я собираюсь тебе сегодня дать. Я буду давать, а ты просто бери. Как я мечтал увидеть опять твое гибкое тело! — продолжал Бойл, одновременно стягивая с нее рубашку через голову. — Почувствовать под рукой твою нежную кожу.

Он обвел большими пальцами ее соски, затем подушечками мягко помассировал их, пока ее не охватил трепет.

Его руки исследовали каждый сантиметр ее тела, губы завладели ее ртом — и все это медленно, мечтательно и нежно, даже когда сердца их бешено застучали в унисон.

— Бери все, что я дам, — повторил он. Не прерывая ласк, подтолкнул ее к кровати и аккуратно повалил на постель, и все это — при свечах. Не спуская с нее страстного взора, он стянул с девушки сапоги и поставил на пол.

— Иди ко мне.

— Приду. Чуть попозже.

Он расстегнул пуговицу ее джинсов, опустил молнию. Очень медленно. Потом губами повторил тот же путь.

Что он с ней делает? Она то хваталась за покрывало, то обмякала на нем, превращаясь в желе. Как медленно он ее раздевает, сантиметр за сантиметром, и какая это сладкая мука! Она испытывала неземное блаженство, погружалась в море экзотических наслаждений. Нарастающее желание лишало ее всяких сил. Прижимало к кровати так, что она едва могла шевельнуть рукой.

Мир вокруг перестал существовать, остались только его руки, его губы, звук его голоса, его запах. Он. Он. Он один.

Один, два, три раза Бойл подводил ее к самому краю экстаза, удерживал там, не давая совершить столь желанный финальный бросок — и снова отпускал, и так до тех пор, пока от страсти в ее порывистом дыхании не зазвучали страдальческие нотки, безмолвная жажда продолжения.

И тогда губами, языком, руками он с безжалостной неспешностью довел ее до этого финала.

Это был не бросок, а падение — захватывающее дух, нескончаемое, с невероятным калейдоскопом чувств и ощущений. И весь мир перевернулся.

— Боже. О боже! Пожалуйста!

— Что — пожалуйста?

— Не останавливайся!

Его рот — на ее груди, животе, бедре. Потом язык — скользящий по ее телу и внутрь, пока она не закричала опять. И снова — безумная жажда повторного восхождения.

Он не подозревал, что ему захочется видеть ее такой бессильной. Не знал, каково это будет — довести ее до такого состояния. И одновременно увидеть, как она вспыхивает — сама Айона и не догадывалась, что светится подобно свече, — почувствовать, как навстречу ему дугой изгибается ее тело, после чего опять обрушивается вниз под звуки счастливых стонов. Это было намного больше, чем он ожидал, больше, чем он мог себе вообразить.

И жажда обладания ею охватила Бойла целиком — его разум, тело и душу.

— Теперь смотри на меня, Айона. Смотри!

Она открыла глаза, увидела блеск его зрачков в отблесках свечей. Только это, и ничего больше.

— Я с тобой, — сказал он и вошел в нее. — Я с тобой.

Они опять начали все сначала, не размыкая тел, не размыкая взглядов. Она готова была поклясться, что воздух вокруг разредился. И когда в ее глазах заблестели слезы, небо разом опрокинулось на обоих.

Сегодня, подумал Бойл, сидя у окна кухни с чашкой неимоверно крепкого кофе. Сегодня все произойдет.

Остановить что-либо — не в его силах. И ее остановить он не сможет. А в глубине души понимал и даже соглашался с тем, что все они шли к этому дню всю свою жизнь.

Тяжело, всегда было тяжело понимать, что его самые близкие друзья когда-нибудь — сегодня — примут этот немилосердный вызов. Но вдвойне тяжело ему было теперь, когда среди главных участников боя оказалась Айона.

Он не пожалеет сил, сделает все возможное, только чтобы она вышла из всего этого невредимой, чтобы помочь ей — и остальным — покончить с гнусным мерзавцем.

А что потом?

Пройдет этот день, и наплывет масса новых событий, только он пока не мог сообразить, что это будет.

Да и как он мог что-то предвидеть, когда впереди их ждал день, наполненный колдовством и насилием, борьбой и необходимостью выбора? И вполне вероятно, все будет решаться на грани жизни и смерти.

Не войди Айона в его жизнь, жилось бы ему сейчас куда легче!

Он ощутил вдруг ее присутствие. Обернулся. Она стояла в дверях спальни — только что из-под душа, с мокрыми волосами, еще не вполне проснувшаяся и явно нуждающаяся в чашке кофе.

И у него отпали сомнения — разом, все! — в том, что более легкой жизни он и не хочет.

— Нам надо поговорить? — негромко спросила она.

— Наверное. Но сегодня не тот день.

— Это верно. Тогда лучше потом.

Бойл кивнул.

— Хорошо. Потом. Пусть этот день пройдет. — Надо заняться делом, приказал он себе. Надо шевелиться. — Ты ведь выпьешь кофе, да?