- Сказал?

- Нет их никого, они на какой-то облаве. Но — завтра! Готовься, Петр.

- Да ты б струсил раскрыться перед убийцей.

- Перед тобой? Как видишь, я не трус!

Сказано с вызовом, но Петр почувствовал, что задел некую болезненную область.

- А письмецо в Завидеево?

- Да, подстраховался. И предупреждаю: его вскроют, если со мной что-то случится.

Философ впервые испытывал столь острое и чистое, без примесей, чувство ненависти.

- Я тебя ненавижу, — вдруг сказал Игорь; и Петр Романович вновь приказал себе: «Не уподобляться убийце, продолжать борьбу и победить — даже не ради себя, ради погибшего брата!»

- Игорь, — заговорил примирительно, — между нами недоразумение.

- Преступление, — поправил архитектор с нервной усмешкой.

- Нет, объясни, сделай милость: неужели Павел считал меня виновным? На каком основании?

- Он слышал твой разговор по телефону с Маргаритой.

- Когда? В четверг?

- В день убийства.

- Это невозможно.

- Да ну? Правда проступает сквозь слой самой мрачной, самой изощренной лжи. Павел приехал с дачи — дома никого не было — поставил розы в вазу — раздался скрежет замка. Он никого не желал видеть и спрятался в той комнате за занавеской.

Игорь помолчал, Петр Романович подумал: «Я, наверное, никогда не смогу войти туда, там «музей» императора Павла.»

- Он услышал шаги, и наступила пауза, и зазвонил телефон, и старший брат сказал: «Ты не свободна, вчерашний вечер не повторится».

- Я сказал, — подтвердил Петр Романович в жутком напряжении.

- «Вы любите друг друга, Павел с ума сойдет, я не могу вам мешать.» и так далее. Говорил?

- Я не говорил «Павел» — «он», я сказал.

- Суть не в имени, контекст понятен. Вы с его невестой согрешили накануне и по телефону условились встретиться на Тверском бульваре. Было такое?

- Господи помилуй, что за ужас!

- Ужас, — повторил Игорь глухо. — Когда ты удалился, он пошел на Тверской.

- Суть в имени, — пояснил философ в отчаянии. — В имени, которое я не назвал.

- О чем ты?..

- Это имя — Валерий. Я разговаривал с женой Ангелевича. Как ты выразился: мы согрешили накануне.

- Не может быть! Врешь!

- Хочешь позвонить ей и убедиться?

- Вы сговорились!

- С посторонней, по твоему мнению, женщиной? С женой соседа, которую я не видел девять лет? Да тебе Ангелевич подтвердит: они после этого расстались.

Собеседники замолчали, невидяще глядя в угасающий свет за окном; контуры истины проступали постепенно сквозь мрачно-изощренный слой лжи, но как далеко еще до рассвета.

- Во имя высшей справедливости, — выговорил Игорь, сжав руками голову, — невозможно поверить, что брат твой принес себя в жертву по недоразумению.

Петр не смог ответить.

- Он сказал, что ты спас ему жизнь.

- Не стоит. Так, порыв, — выговорил невнятно.

- Нет, правда?.. Петр, я тебя прошу.

Петру ярко и живо вспомнился давний эпизод и отвлек от отчаяния.

- Когда Павел еще учился в школе, вошли в моду наркотики.

- Ну да, у нас в классе некоторые. Разве и Павел?

- Да.

- Я не знал.

- А я знал и сумел отрезвить его раз и навсегда.

- Как? Он не рассказывал.

- И я не стану, это наша с ним тайна.

- Петр, это необыкновенно, — вдруг перескочил Игорь с обличающего пафоса на восторженный. — И если все это правда, то православный принцип «положить душу за други своя.»

- Ты ж намекал: Каин и Авель.

- Я на распутьи. Я в сомнении. Абсолютное зло и абсолютная любовь — категории, которые на земле в идеале невозможны.

«Идеалист! — со злой усмешкой подумал Петр Романович. — Что-то скрывает и врет.» — и сказал:

- Согласен. Вернемся от идеализма к конкретике.

- Я уговаривал Павла уехать со мной в Завидеево. Он заинтересовался, но отъезд отложил.

- Брат пришел ко мне, но я его не узнал.

- И не впустил?

- Напился с Иваном Ильичом. в общем, ничего не понял.

- Подземельный тебя шантажировал?

Петр Романович мысленно взвесил на нравственных весах тот многозначительный разговор.

- Нет. Все-таки нет.

- Но если он нас подслушивал и узнал о твоей роли.

- Выходит, он знал больше. — Философ выдержал паузу. — Например, знал как врач.

- Как врач? — повторил Игорь напряженно.

- «Не обижай старика, — вдруг заявил Подземельный как-то двусмысленно, — может, еще пригожусь. Кое-кому очень пригодился», — и подмигнул. Интересно, правда? Ваша подруга заразила убийцу, который впоследствии лечился у соседа. Как тебе такой вариант?

- Намек Ивана Ильича расплывчатый, твой вывод слишком категоричен: тот больной не обязательно убийца.

- Но дальше медик упомянул о врачебной тайне, которую просто так, рази красного словца, вряд ли начал бы колыхать.

- Всецело доверять Подземельному я бы не стал.

- Что ж, тебе лучше знать.

- Почему?

- Вы ведь с ним дружили.

- С чего ты взял?

- Шафером на свадьбу выбирают человека близкого.

Игорь нервно покусал губы.

- Ты разговаривал с Тоней?

- Сегодня.

- У нас не было средств на свадьбу, а Иван Ильич сочувствовал, даже костюм мне подарил. Ограничились венчанием и пригласили соседа, чтоб никого из друзей не обидеть.

- Пусть так. — Петр Романович кивнул. — Однако, несмотря на любознательность и сопутствующие ей свойства, Подземельный был профессионалом. Лечебную тайну хранил девять лет и только в прошлый четверг намекнул на нее.

- И никаких намеков на имя пациента?

- Имя медик, наверное, приберегал для шантажа.

Игорь промолчал; так и не дождавшись отклика, Петр Романович продолжил:

- Мне надо кое-что у тебя уточнить. Павел отказался ехать в Завидеево, и ты явился сюда в пятницу?

- Я дал ему запасной ключ. Дома не застал. Выглянул на галерейку: у тебя дверь приоткрыта.

- И ты подарил мне розы.

Противники, отдыхая от ненависти, заговорили почти дружелюбно, почти доверчиво, как когда-то в юности.