Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До главного разговора Уэкею пришлось подождать двадцать дней. Светил Хассар, погода улучшилась, а вот дела – нисколько. Однако отсрочка подарила неожиданную возможность, надежду на выход из тупика. И пришла она оттуда, откуда ее никто не ждал, – со стороны мягкотелых. Только эту возможность требовалось использовать очень умело, и Уэкей решил приберечь ее на самый конец главного разговора.
– Мы сегодня далеко продвинулись в ущелье?
– У мягкотелых столько огнебоев, что схаи не успевают добежать до них живыми, великий. Вчера и сегодня потеряно двадцать семь сотен воинов.
– Я спрашиваю: мы далеко продвинулись, Уэкей?
– Мы совсем не продвинулись.
– Уохофаху! Что, так и собираетесь стоять?
– Нет. Будем обходить ущелье с боков.
– По снегу?
– Еэ. Мы разложим много костров. Сейчас идет заготовка дров.
Уэкей замолчал. Не следовало говорить о том, что он не верит в эту затею. Разведывательные вылазки уже показали, что на снегу мягкотелых не одолеешь. Они меньше мерзнут, двигаются быстрее, не подпускают к себе ближе чем на расстояние выстрела из огнебоя. Возможно, что у мягкотелых не хватит воинов на все горы, где-нибудь прорыв и состоится. Но и в этом случае, как только замерзшие схаи спустятся вниз, мягкотелые успеют перебросить своих всадников в опасное место. И опять все решат огнебои, это опустошительное и неодолимое оружие, от которого не спасают ни щиты, ни доспехи. Даже если пуля не пробивает шлем, воин теряет сознание, а потом надолго становится бесполезным.
Нет, не верил в успех Уэкей. На этот раз мягкотелых не одолеть. Их вообще не одолеть до тех пор, пока схаи не научатся делать огнебои. И малые ручные, и большие, что на колесах. Но глупо терять решимость раньше повелителя, пусть сам приходит к неизбежной мысли. А пока лучше подумать над хорошим оправданием плохой неудачи. Потребуется очень хорошее оправдание для того, чтобы удержать в узде обозленных машишей, одной силы мало. Сила поможет лишь тогда, когда есть повод, цель и оправдание. Поводом послужит само недовольство машишей, целью является сохранение в Схайссах единой власти, но вот оправдания пока нет, а войну заканчивать надо.
– Сколько огнебоев удалось захватить? – спросил Мафусафай.
– Больше шести сотен, великий.
– Мало. Наши кузнецы смогут сделать такие?
– Не совсем. Похуже.
– Пусть будут похуже. Однако огнебои бесполезны без черного порошка. Пленных пытали?
– Еэ, великий.
– Хорошо пытали?
– Очень хорошо.
– Молчат?
– Наоборот, кричат. Мягкотелые не умеют терпеть боль.
– Что говорят?
– Толку нет. Говорят, нужен уголь и еще что-то. А что – не знают. Воины получают уже готовый порошок.
– Разумно, – сказал Су Мафусафай. – Нельзя доверять главный секрет любому воину. Но все равно этот секрет должен быть моим, Уэкей! Черный порошок важнее победы в ущелье. И даже важнее победы в этой войне. Продолжайте пытки.
– Да пытать уже некого, великий.
– Пытайте тех, кого захватите.
– Хог. Только мягкотелые перестали сдаваться в плен. Уже знают, что их ждет.
– Война есть война. Рано или поздно попадутся. Строго накажи не убивать раненых, особенно шишуахам, знаю я этих головорезов. Объяви хорошую награду за каждого пленного. Ты хорошо меня понял, Уэкей?
– Со всех сторон, великий.
– Есть другие новости? – Еэ
– Говори.
– Остатки сивов прижаты к Ледяным горам.
– Еще не уничтожены?
– Нет. Но в Южные пески никто не ушел. Хачичеи уже прислали посольство. Благодарят.
– Хог. Я приму их завтра. Это все?
– Нет, великий. Мягкотелые выпустили белую стрелу. Су Мафусафай повернулся и стал смотреть на Уэкея. Такое случалось не очень часто.
– Мягкотелые? Выпустили белую стрелу?
– Еэ, великий. И уже не одну.
– Белая стрела означает предложение переговоров. Во время войны можно договариваться только о мире. Что затевают эти мягкотелые? Разве мы побили их на снегу?
– Я бы так не сказал, великий.
– Тогда почему они хотят предложить мир?
– Трудно понять. Мы слишком мало знаем мягкотелых.
– А вот они про белую стрелу знают. Много наших видели эти стрелы?
– Многие.
– Значит, не скроешь?
– И не надо, великий. Ты заставил мягкотелых просить мира, а не они тебя. Никому из схаев такое не удавалось. Пусть об этом знают все. Это – слава.
Мафусафай долго смотрел на своего маш-борзая. Потом сказал:
– Ты хорошо превратил поражение в победу. Иди разговаривай с мягкотелым. А я подумаю, что делать с хачичеями.
Они встретились утром на берегу речки Алтын-Эмеле. Чуть ли не минуту молча рассматривали друг друга. Снизу на них смотрели тысячи ящеров, а сверху – пехотинцы восьмой дивизии.
– Меня зовут Мартин Неедлы. Я хее офсамаш. Моими устами говорит верховный машиш Поммерна Бернар Второй
Ящер продолжал молчать. Прямо как комендант Шторцена.
– Будешь ли ты скрывать свое имя, машиш? – спросил Мартин.
Вертикальные зрачки ящера сузились.
– Перед тобой, мягкотелый?
– Тогда скажи.
– Я маш-борзай Сунхариги Уэкей. Моими устами говорит Су Мафусафай, верховный машиш Схайссов.
Мартин хлопнул себя по животу.
– Хог! Твое звание выше. Но наш маш-борзай не говорит на схайссу. А быть вдвоем против тебя одного не позволяет честь. Ты будешь говорить со мной, Сунхариги Уэкей?
– О чем?
– О мире.
– Ты первый об этом сказал, мягкотелый.
– Еэ.
– Тебя это не смущает? – Нет.
– Тогда садись первый.
Это был тонкий момент. Тот, кто садится первым, становится стороной просящей. Мартин усмехнулся. Что ж, пусть потешит свою гордость. Тем более что, согласившись говорить с младшим по чину, маш-борзай тоже делает уступку. Хотя и не столь наглядную. Умен этот Уэкей.
Мартин расстегнул пряжку и отбросил пояс с саблей далеко назад. После этого сел. Вооруженный Уэкей стоял теперь над ним и это видело множество глаз с обеих сторон. Решив, что достаточно унизил врага, Уэкей тоже отбросил пояс и медленно сел.
– Мир заключают тогда, когда это выгодно обеим сторонам, мягкотелый.
– Или тогда, когда никто не может победить.
– Нас гораздо больше.
– Ваша сила убывает, а наша прибывает, – спокойно заметил Мартин