Шаг назад — смерть. Всякая стрельба кончается штыком…

На неприятеля начинать атаку с слабой стороны…

По военной пословице, сбитого неприятеля гони плетьми. Но при жестокой погоне нимало не давать времени ему оправляться и паки выстроиться. Тогда был бы опять равный бой…

Пехота, особливо кареями, должна быть приучена к пальбе весьма и цельному прикладу, к действию штыка, к быстрым движениям, чтоб, сколько можно, от кавалерии не отдаляться…

Производить экзерциции… кавалерия, приученная к крестной рубке, проезжает сквозь на саблях… линию кавалерии или спешенной, или пехоты, под пальбою сих последних, дабы кони приучены были к огню и дыму, как и к блеску холодного ружья, а седок к стремю и поводам».

Командующий носился верхом по расположениям войск, подбадривая уставших, проверяя знание своих наставлений, напоминая о прошлых победах. И, как всегда, звучали слова: «В поражениях сдающимся в полон давать пощаду… Обывателям ни малейшей обиды, налоги и озлобления не чинить. Война не на них, а на вооруженного неприятеля».

По пути к суворовскому корпусу присоединились еще два, силы возросли до пятнадцати тысяч человек. Среди присоединившихся войск находились как ветераны, хорошо знавшие боевые приемы своего полководца, так и новички. Им тоже приказано было учить военный катехизис. По воспоминаниям участника событий, все знали наставления Суворова не хуже, чем Отче наш.

За 20 дней суворовские войска прошли 530 верст!

Третьего сентября казачья полусотня атаковала под Дивином сторожевой отряд поляков в 200 человек, совершенно не ожидавших появления русских войск. Подкрепленные еще сотней товарищей казаки уничтожили противника. Пленные и жители показали, что в 35 верстах в Кобрине находится авангард корпуса генерала Сераковского, дислоцированного под Брестом.

Некоторые из соратников Суворова советовали ему провести разведку, он же приказал казачьему авангарду бригадира Ивана Исаева идти вперед. И внезапный удар 4 сентября снова решил дело.

Спустя два дня в сражении при Крупчицком монастыре близ Кобрина были разгромлены части из корпуса Сераковского, а еще через два дня под Брестом сокрушены его основные силы — более десяти тысяч человек. Остатки корпуса, собиравшегося наступать на восток, бежали к Варшаве. «Брестский корпус, уменьшенный при монастыре Крупчицком 3000-ми, сего числа кончен при Бресте, — донес Суворов фельдмаршалу. — Поляки дрались храбро, наши войска платили их отчаянность, не давая пощады… По сему происшествию и я почти в невероятности. Мы очень устали».

За пять дней одержаны четыре победы! Суворов блестяще реализовал свой принцип: «быстрота, глазомер и натиск». Имея численное превосходство, противник дрался упорно и умело, но уступил в честной борьбе лучшему полководцу своего времени. Первые два боя выиграли шедшие в авангарде казаки, в сражениях при Крупчицах и Бресте решающую роль сыграли обученные по суворовской системе сквозных атак Черниговский карабинерный и Переяславский легкоконный полки, те самые, о маневрах которых под руководством Суворова рассказывал Денис Давыдов.

Впечатление от поражений мятежников было потрясающим. Костюшко прискакал в Гродно, наспех осмотрел войска и умчался обратно в Варшаву Он сознавал, что в борьбу вступила новая грозная сила — Суворов.

Тот же смысл вложила в свой отзыв императрица Екатерина: «Я послала в Польшу две силы — армию и Суворова». В Петербурге ликовали. Победитель стал предметом восхищения. Все рассказывали о его удивительных причудах. Например, в походе он не указывал часа подъема, а сам будил войска криком петуха. И эта скрытность была залогом внезапности появления перед противником. Лаконизм высказываний Суворова порождал сравнение его с великим Цезарем. Передавали его приказ дежурному офицеру Федору Матюшинскому: «В час собираться, в два отправляться, в семь-восемь быть на месте. Крепок лагерь местом. Смотреть в оба. Сарматы (так издревле называли поляков. — В. Л.) близко».

В письме Рибасу, с которым у Суворова установились особо доверительные отношения, говорилось: «Ваше Превосходительство, Господин Адмирал, читайте: пришел, увидел, победил. Живу будто во сне. Да хранит Вас Господь, друг мой сердечный!»

Ходило по рукам стихотворное письмецо Александра Васильевича дочери:

Стихи, конечно, корявые, но от них так и веет энергией.

Доносить о своих победах Суворов был обязан Румянцеву, а тот уже слал гонцов в Петербург. Но писать частные письма не возбранялось, и Александр Васильевич писал Платону Зубову, зная, что фаворит передаст его слова самой государыне: «Ваше Сиятельство имею честь поздравить с здешними победами. Рекомендую в Вашу милость моих братцев и деток — оруженосцев Великой Екатерины! толико в них прославившихся». После унылых отзывов Репнина, готовившегося к переводу войск на зимние квартиры, это звучало победным гимном и давало надежду на скорый конец войны. Екатерина пожаловала победителю алмазный бант к шляпе и три отбитые у неприятеля пушки. Посланцев, привозивших победные известия, Румянцев повышал в чине, а князя Алексея Горчакова, племянника героя, сама императрица произвела из полковников в бригадиры.

Пересылая донесения Суворова в Петербург, Румянцев кратко и точно определил возможные следствия побед. «Начало отвечает совершенно всеобщим мнениям о несравненном Суворове, — писал он 14 сентября Зубову. — Боже изволи, чтобы дальнейшие следствия, кои главнейше от содействия иных корпусов Князя Николая Васильевича (Репнина. — В. Л.) зависят, имели те же или лучшие успехи и чтобы везде совершенное согласие господствовало».

Приведем несколько документальных свидетельств о решающих этапах кампании, чтобы дать читателю возможность услышать голоса участников событий.

Итак, Суворов занял Брест. У него оставалось не более десяти тысяч человек. Продолжать с такими силами наступление было невозможно. Ближайшие к нему два корпуса находились под командованием Репнина. Отступление прусского короля от Варшавы поставило содействовавший союзникам русский корпус Ивана Ферзена в очень трудное положение. Ферзен стал уходить вверх по Висле на юго-восток, удаляясь от Репнина и сближаясь с Суворовым. Другой корпус находился под Гродно, левее войск Суворова. Его командир генерал-поручик Вильгельм Дерфельден, соратник по фокшанской победе, выполняя приказы осторожного Репнина, действовал нерешительно.

«Дерфельдену околичности Гродни давно очистить надлежало, — доносил Румянцеву Суворов. — Чая скорого сближения Ферзена, отсюда я его (Дерфельдена. — В. Л.) к тому побудил, уведомя Князь Николая Васильевича Репнина. Время потеряно на доклады… Тако, Сиятельнейший Граф! Близ трех недель я недвижим». И следует аналогия из античной истории, которая для всякого образованного русского военного была не только предметом чтения, но и образцом для подражания: «И можно здесь сказать, что Магарбал — Ганнибалу: "Ты умеешь побеждать, но не пользоваться победою". Канна и Бржесц подобие имеют[29]. Время упущено. Приближаются винтер-квартиры».