– Нет, если так, то конечно... – Тяжелый вздох. – Но ты все-таки подумай... И осторожнее там, я тебя очень прошу.

Я пообещала быть осторожной, и повесила трубку.

Ф-фух. Это надо же. Вот так взять и расстроить человека в новогоднюю ночь. И «Ирония судьбы» почти кончилась. Сейчас Женя вернется домой, Надя привезет ему веник, они будут жить долго и счастливо, а мне начнут бить куранты. Вот и встретили очередной Новый Год. Дома, как и положено. К большому, надо думать, счастью.

Второго января вечером я улетала в Копенгаген. Там я еще некоторое время назад «пристреляла» себе по интернету любопытное место – некий антикварный даже не салон, а так, что-то вроде аукционного склада. Картинки, которые они выставляли на продажу на Ебэй, казались мне интересными и стоили относительно немного, а добраться до них у меня все не получалось. И вот, наконец. Начало января, как я поняла, в Москве время абсолютно глухое, все равно все клиенты разъезжаются и гуляют от рождества до рождества, а в Европе, наоборот – вполне активное время.

«А он так разволновался, что уехал в Копенгаген», – бормотала я про себя, привычно собирая сумку на три дня. И чего ко мне приязалась эта фраза? Ну все же не так. И не в Копенгаген, а в Баден-Баден, и я не он, а она, а «он» – это, кажется, Тургенев, и при чем тут вообще Тургенев, и совсем даже я не волнуюсь, и вообще. Но фраза не отязывалась. «И уехал в Копенгаген», – так и бубнила я себе под нос до самого самолета.

В Копенгагене было сыро и промозгло. И еще темно. И вечером, когда я прилетела, было темно, и утром не сильно посветлело. Север, что возьмешь. «Вреден север для меня», – тут же привязалась другая фраза из классики.

Гулять по городу и знакомиться с ним в такую погоду мне не хотелось. Так что прямо с утра, не откладывая, я позвонила и назначила встречу. Хозяин, насколько мне удалось понять – по-английски он разговаривал с жутким акцентом, как будто во рту у него была горячая картофелина – сообщил, что он открыт и пригласил меня заходить в любое время. Я взяла такси и поехала.

Нужное мне место находилось в припортовом районе, а само здание по виду больше напоминало сарай или какой-то склад. Это не сильно меня напугало: во мне, как и каждом собирателе, жила непреходящая мечта – найти однажды свое, самое настоящее сокровище, о котором никто не знал, или все позабыли, а я со своим опытом и везением, оказавшись в нужное время в нужном месте, вдруг раскапываю из кучи мусора... ну, не жемчужное зерно, но, скажем, с учетом своей специализации, картину Коро. Или Курбе. Ну, или хоть Констебля, на худой конец. При этом понятно, что чем неказистее с виду место возможных поисков, тем выше мои шансы отыскать там что-то ценное.

Хозяин, похожий на добродушного гнома с бородой, в полосатой рубашке и кожаном жилете – не хватало только колпачка с кисточкой – был само радушие. Тут же, с порога, он налил мне стакан чего-то горячего (оказалось весьма кстати) и повел показывать мне свои владения.

Основной его специализацией, как выяснилось, был коллекционный королевский фарфор. Он не только торговал этим самым фарфором, но и любил его от всей души. Идя за ним по узким проходам мимо разнообразных полок и витрин, заполненных изящными фигурками и посудой, я от души жалела, что не занимаюсь фарфором сама – а то бы поняла наконец, что почувствовал Алладин, попав в пещеру с сокровищами. Хозяин, идущий передо мной, то и дело восторженно указывал то на одну, то на другую вещицу, и радостно рассказывал что-то по датски в полной уверенности, что говорит на английском. Фарфоровые статуэтки и в самом деле были хороши. Может быть, стоит купить парочку – так, для себя, думала я. Но сначала – к делу.

Когда мне все же удалось донести до гнома, что меня больше интересуют картины, он заметным образом огорчился. Поскучнел, перестал рассказывать про фарфор и быстрым шагом отвел меня в дальний конец пещеры. Там был целый отдельный закут, где вдоль стен плотными рядами стояло и висело довольно много картин.

Тут оживилась я. Начала разглядывать картины, быстро перемещаясь от стенки к стенке, то присаживаясь на корточки, то приподымаясь на носках. Освещение было не самым ярким, а некоторые картины были довольно темными – то ли от потемневшего со временем лака, то ли посто колорит у них был такой. Никаких выдающихся работ на первый взгляд тут не наблюдалось, но картины в основном были не новыми, какие-то, похоже, можно было даже отнести к началу двадцатого века, если не к концу девятнадцатого. Пейзажи, натюрморты. Купить, почистить, сделать новые рамы. Нет, определенно, тут будет, чем поживиться, и приехала я не зря.

Наметив несколько интересных для меня работ, я, не проявляя явного энтузиазма, завела с хозяином разговор о цене. Нет, ну не прямо так, конечно, о цене, этому я уже научилась. Я начала рассказывать о своих интересах, расспрашивать о происхождении картин, об их примерном возрасте, о возможной оценке специалистов... Словом, выразила начальный интерес.

Думаю, если бы речь зашла о фарфоре, беседа наша была бы гораздо более оживленной. Но о картинах гном говорил без огонька, скучновато. Да еще этот его акцент сильно мешал пониманию. Ну, да, вот, конечно, очень хорошие работы. А сколько я хотела бы купить? Пока я, отвлекшись от его монотонных речей, раздумывала над ответом, он продолжал что-то вяло мне излагать. Я не прислушивалась, пока несколько раз у меня на слуху не мелькнуло слово «коллекция». Извинившись, я попросила повторить.

Насколько мне удалось понять, речь шла о том, что буквально в последнюю неделю перед Рождеством аукционный дом купил некую коллекцию, оставшуюся в наследство от кого-то, кого именно, мне разобрать не удалось. Этот человек, доживший до преклонных лет, вместо того, чтобы покупать ценные картины, отдавал явное предпочтение простым северным пейзажам, и наследники, не обнаружив после его смерти в коллекции ничего драгоценного, продали все пейзажи скопом на аукцион. И, если мне интересно, он может отдать мне всю коллекцию целиком – просто потому, что ждет на днях новую партию фарфора и не хочет начинать возню с картинами. На коллекцию существует описание, сделанное владельцем, и если я соглашусь, он просто отдаст мне все как есть. Конечно, с учетом своих комиссионных, но тем не менее, если работы поступят на аукцион... Я попросила посмотреть описание. Гном, покопавшись в ящиках стола, стоящего тут же в углу, протянул мне толстую картонную папку.

К счастью, написано было по-английски. Я бегло просмотрела здоровенную пачку листов. Ну да – какой-то Юргенсен, какой-то Иогансен. 1896, 1897, 1910... Надо же, как я здорово определила время, ай да я. Дюссельдорфская школа живописи, какие-то итальянцы... Ничего особенного, но вполне добротные работы. На самом деле про себя я почти сразу решила купить коллекцию, так что просто тянула резину, пытаясь выиграть на грош пятаков.

В конце концов сделку мы заключили и я стала обладателем коллекции, в которой оказалось тридцать семь работ. Гном обещал мне запаковать картины, оформить на них документы для таможни и сегодня же к вечеру доставить все в отель. В крайнем случае, завтра ранним утром. Но никаких скидок мне добиться не удалось. Напрасно я причитала о вторичности и отсутствии художественной ценности работ, напирала на оптовую закупку и приводила прочие аргументы. Гном стоял на своем, как скала. В подтверждение своей правоты он только бубнил сквозь бороду, что цена и без того хороша, что ему нужно жить, и что у нас в России сейчас явно наблюдается повышенный спрос на пейзажи, так что я в накладе не останусь. На мой вопрос, с чего он это взял, он ответил, не шевельнув и бровью, что я не первый русский покупатель, и что даже на эту коллекцию среди моих соотечественников уже находились желающие, так что мне просто повезло, что я оказалась у него первой. В общем, проявил себя настоящим троллем. Впрочем гномы тоже, как говорят, скуповаты. За это я в качестве компенсации не стала покупать у него фарфоровые статуэтки.