Ждать пришлось вовсе недолго. Одна из веревок натянулась, и спустя короткое время, темная фигура выбралась к валуну, торчавшему у уреза воды. Егерь вымок по пояс, но, кажется, совсем не ощущал холода, захваченный сильным переживанием.

— Двое было. Но повезло. Камешек катнулся, и мы успели залечь. Берег не стерегут, только посылают навроде патрульных. Только они отвернулись, мы и прянули из воды.

— Их хватятся, — твердо сказал Мадатов. — У нас с вами, капитан, даже получаса не будет.

Но смышленый офицер уже без генеральского вмешательства размахивал руками, отдавая жестами приказы быстрые и толковые. Еще два взвода, выстроившись цепочками, двинулись через Манас, придерживаясь за веревки, что занес с собой первый десант. Мадатов с капитаном вошли в воду последними. Четвертый взвод остался стеречь эту сторону переправы, поджидать орудия и батальоны.

Ледяная струя тащила в сторону, сбивала дыхание. Но Валериан упорно сопротивлялся потоку и думал радостно, что еще может показать солдатам пример, даже тем, кто моложе него в полтора раза. Он приблизился вплотную к унтеру, замыкавшему взвод, и одновременно с ним выскочил на галечную отмель.

Разведчики первого взвода доложили, что наверху два костра. Вокруг них десятка, может быть, три. Но службу нести не умеют, спят крепко, укрывшись бурками от мороза. Те же, что поддерживают огонь, тоже клюют носами. Капитан собрал вокруг себя роту. Показал генералу — может, лучше, ваше сиятельство, останетесь здесь, внизу. Но Валериан покачал головой. Он знал, что у егерей сейчас на счету каждая пара рук, каждый штык, каждый кинжал. Он только показал знаками, притронувшись поочередно к пистолету, к губам, что никаких криков, никаких выстрелов быть не должно, и первый двинулся вверх по склону.

Карауливших было трое. Мадатов наметил себе ближнего, в черной косматой бурке. Подумал, что такую одежду вряд ли разрубит шашка и надо бросаться, далеко прыгать, колоть кинжалом в шею, чтобы заглушить далее стон. Но тут намеченная жертва вдруг сбросила бурку. Оставшись в одной черкеске, человек нагнулся к костру, поворошить горевшие дрова и подбросить новые сучья. Валериан осторожно переложил оружие в левую руку, а правой потянул нож, прикрепленный к ножнам. «Ну, Фома, как ты меня наставлял…» — подумал он и махнул, словно тряхнул, кистью. Караульный, молча, не разгибаясь, рухнул головой в пламя. И тотчас же справа, слева от Мадатова кинулись егеря. Он тоже метнулся со всеми, но успел только упасть сверху на выгнувшегося в предсмертном томлении горца, даже не успевшего понять, что жизнь его кончилась. Заглушил возможный вопль, и сразу еще два штыка с хрустом вошли в уже обмякшее тело.

— Хорошо получилось, ваше сиятельство! Никто не ушел, не пикнул. — Капитан уже стоял рядом, держа в опущенной руке егерское ружье.

— Костры не гасить, — приказал тихо Мадатов. — И обманем, и сами погреемся. Один взвод караулит, один внизу у воды, один под бурками у огня. А вы посмотрите, чтобы не забывали меняться. Я на ту сторону, к пушкам. Одни штыки здесь бесполезны. Видите, капитан, сколько костров на горе, — только картечь и гранаты…

IV

Мальчик прискакал из аула, когда луна уже стала над дальним хребтом. Он торопился, колотил пятками в бока старой лошади, опасаясь не падения, а того, что кто-то, смекалистей и смелее, опередит его и первым передаст новость. Добравшись до первых окопов, он спешился и повел кобылу за повод, расспрашивая всех: у какого костра ему найти мужа сестры своей матери?

— Шагабутдин! — крикнули сверху. — Шагабутдин! Говорят, тебе прислали хорошую весть!

— Уо! — откликнулись снизу. — Что — шайтан вымел русских прочь из долины?

— Нет! — продолжал тот же голос. — Он покривился и оставил эту неприятную обязанность нам! Но тебе стоит выслушать мальчика из твоего дома.

— Пусть спустится!

Цепляясь за камни, мальчик быстро слез по крутому склону и остановился, высматривая нужного ему человека. От второго слева костра поднялась высокая фигура:

— Я жду тебя, мальчик!

Паренек подбежал и полушепотом, быстро проговорил несколько слов. Шагабутдин выслушал, на мгновение замер, потом поднял ружье и выпалил в воздух. Выхватил из-за пояса пистолет и тоже разрядил его в звезды. Сидевшие и лежавшие рядом вскочили на ноги.

— Кто и зачем стрелял?! Что случилось, Шагабутдин? Ярмул-паша повернул своих людей к морю?!.

— Слушайте, люди! — крикнул получатель хорошей вести. — Слушайте все! В доме Шагабутдина сегодня родился мальчик!

— О-ей! — закричали услышавшие, и еще десяток зарядов улетел в небо. — Славен будет твой дом, Шагабутдин! Богат он будет баранами и быками!

— Он будет славен своими мужчинами! — прокричал счастливый отец. — Я хочу провести эту ночь в своем доме! Ильяс — я приглашаю тебя!

— Уо! — ответил сверху голос, сообщивший о прибытии мальчика. — Я слышу тебя, Шагабутдин! Я разделю с тобой эту радость!

— Абдул-бек!.. Абдул-бек! Ты слышишь меня?!

Над черной линией каменной баррикады показалась голова. Человек неслышно прошел вдоль окопа и мягко спрыгнул к костру.

— Я слышал, Шагабутдин! Радость твоего дома радует и меня.

— Мальчик поскачет впереди нас и предупредит, что я приду вместе с друзьями. Пусть зарежут барана, пусть режут двух. Аллах услышал меня и наконец решил наградить меня сыном.

Абдул-бек присел и протянул руки к пламени:

— Милость Аллаха не обходит тех, кто храбр и настойчив. Но иногда она изливается слишком поздно.

Счастливый отец рассмеялся:

— Твой язык, мой друг, острей твоей шашки! Хорошо бы тебя не услышал кадий. Да, три дочери выросли в моем доме. Но теперь в нем будет кричать и мальчик. Окажи мне честь, Абдул-бек, посети мой дом в эту счастливую ночь.

— Не заявились бы в эту ночь к нам и незваные гости.

— Гони черные мысли, Абдул-бек, гони их подальше! — крикнул сверху Ильяс. — Русские дрожат в своих шалашах из легкого полотна и думают только о том, как убраться подальше от наших кинжалов. Или ты не слышал, что говорили седобородые. Ярмул-паша принял их кланяясь, усадил за свой стол и вылизывал языком так усердно, что сам забывал класть мясо себе в пиалу.

— Что же он не остался в Дженгутае? Почему не повернул в Парас-аул?

— Как остановить катящийся с горы камень? Пусть он сам доберется до ровного места и растеряет желание двигаться. Они взяли разбег от моря, они дошли до высоких гор и теперь готовы покатиться обратно.

Абдул-бек взял ружье с колен и поднялся:

— Я пойду с тобой, Шагабутдин. Мы будем праздновать рождение твоего сына. Но своих людей я оставлю здесь. Тагир!.. Смотри и слушай! Может быть, мы успеем вернуться, — добавил он, понизив голос так, чтобы разобрали только они вдвоем…

В кунацкой горела печка, женщины подождали, пока мужчины сядут, проверили, перед каждым ли гостем поставлена миска, подложили еще кизяка и вышли. Главой застолья выбрали веселого и говорливого Ильяса. Он сложил лепешки стопкой, разорвал на четыре части и раздал каждому. Потом взял медную чашу с брагой: