Бен с диким гиканьем делает несколько львиных прыжков, затем припадает на одно колено и дает оглушительную очередь по своей собственной армии (очевидно, для устрашения — должны же подчиненные чувствовать силу и власть своего повелителя!). Потом Бен подскакивает, нацеливает свои отчаянные светло-голубые глаза в Вадьку Кадуху и спрашивает:

— Все готово?

— Да, сэр, — козыряет тот и лихо сплевывает жвачку. Худой, нервный, весь какой-то ломаный, Кадуха, сирота из соседнего двора, поправляет вратарские щитки. На его лице застыла презрительная гримаса, красноречиво говорящая: «И чего ты выламываешься, Бен? Пигмей ты. Кому-кому, а уж тебе-то известно, как ты получил пост командующего: купил у меня за сигареты и кой-какую копеечку. И продал я его тебе на время, вот захочу — сделаю тебе аперкот и заберу обратно. Скушал?»

Однако, задобренный жвачкой, Кадуха не разжигает сейчас внутренних распрей, во всем подчиняется командиру и только презрительно сплевывает сквозь зубы. Наступает самый драматический момент — разделение армии на «наших» и «не наших». Все, естественно, хотят быть «нашими», и начинается свалка и перебранка. Но у Бена собственный принцип деления — он отбирает в свою группу самых ловких подлиз, а остальных — нелюбимчиков — пинком отправляет к «не нашим». Вадька равнодушно, с высокомерной улыбкой наблюдает из-под надвинутой на глаза каски, какую шпану подсовывают ему в отряд. «Ничо! — написано на его сморщенной, давно не мытой, похожей на печеную картофелину физиономии. — Мы и с мелюзгой вам всыплем».

Наконец армия поделена. В каждой из враждующих групп есть танкисты, диверсанты, лазутчики, санитары. Армия рвется в бой! И тут Бен из своего автомата, того, что работает на батарейках, дает длинную очередь беглого огня, делает прыжок и издает вопль, подобный тигриному рыку. Это означает, что битва началась. Отчаянная трескотня, визг и вопли сотрясают дом от первого до пятого этажа, наполняют соседние дворы, долетают до стадиона, до Лукьяновского рынка.

— Ироды! Совсем с ума посходили! Чтоб вам пусто было! — доносится из окон, а из подвала выбегает худющий как жердь, зеркально-лысый кочегар Хурдило — он глух как пень, однако даже он услышал эту бешеную пальбу и, вооружившись кочергой, бежит к песочнице. Увидев всклокоченного деда, и «наши» и «не наши» все разом вскакивают на ноги и драпают в подвал. Впереди мчится Вадька Кадуха с бесстрашным и хищным лицом; Бен со своими орлами отступает в темные, глухие катакомбы, в подземелье, в страшные закоулки, куда боятся забираться даже коты. Огромный подвал (с погребками и сарайчиками) тянется под домом вдоль всей его площади: узкими темными галереями можно выйти на другой конец квартала, если не заблудишься в боковых проулках и переходах.

Топот, крики, стрельба теперь вырываются из-под дома; гулко гудит подвал, слышно, как шлепают подошвы по цементному полу, как кто-то испуганно визжит, настигнутый в темноте. Там на ощупь, вслепую бьются, умирают, преследуют друг друга воины 101-й.

Постороннему может показаться, что в этой войне царит хаос, в котором невозможно разобрать, кто наступает, кто обороняется, кто жив, а кто геройски погиб. Зачастую так оно и бывает: только что убитый внезапно воскресает, прыгает на плечи убийце и валит его на землю. А то вдруг только что разбитая наголову армия быстро приходит в себя, и раздаются победные клики: «Ура! Наша взяла!»

Но Бен не был бы Беном, если бы в запутанные вопросы сражений не внес полную ясность. Он и его стратеги разработали железные правила, которые четко определили, кого считать убитым, кого контуженным, а кого — легко раненным. Тут все зависит от быстроты твоей реакции и силы твоего голоса: если ты первым заорал: «Тра-та-та!» — и сумел крикнуть так, чтобы заглушить противника: «Падай, ты убит!» — значит, никаких дискуссий быть не могло — враг падал на землю как подкошенный. Если смертоносные очереди прозвучали одновременно, вы обязаны упасть оба. Важно было также и то, кто кого первым собьет с ног, рубанет саблей. Основной вопрос: кто победил — «наши» или «не наши» — решается общим всеармейским ревом: чья сторона перекричит, та и торжествует победу.

И уже после боя для внесения полной ясности и во избежание лишнего кровопролития по старинной благородной традиции на сечу выходили двое — вожди враждующих сторон. Начинался так называемый конный бой. Кадуха сажал себе на плечи самого цепкого и ловкого карапуза, который лучше всех в войске царапается; Бен усаживал на себя такого же, только полегче. И вот с всадниками на плечах они вступали в поединок. Карапузы с отчаянным писком и верещанием царапались, норовя половчее ухватить врага и стянуть его с коня на землю. Под свист, крики и улюлюканье продолжался этот бой до тех пор, пока Бен или Кадуха не собьют с ног друг дружку. И когда побежденный падал в траву, расквасив нос себе и всаднику, раздавался такой победный вой, что глухой Хурдило снова выскакивал из подвала.

ХОРТИК С АНХИНОЮ

Женя Цыбулько редко выходила на улицу. Как-то не получалось у нее с гулянием: то уроки, то в бассейн, то в магазин за молоком надо сбегать. Вечером мама прямо силой выталкивала ее из дому, приговаривая: «Что ты все за книгами да за книгами? И так уже зеленая, ничего не ешь, и глаза вон мутные, невеселые — куда это годится? Иди, побегай с ребятами».

Женя, может, и побежала бы во двор, но к кому? Иногда она слышала, как под окнами девочки играют в классы или прыгают через скакалочку. Но идти к девчонкам ей как-то не к лицу — ведь всем известно, что ее игрушки — сабли да пистолеты и есть у нее даже синяя солдатская рубаха с настоящими летчицкими погонами. (Все это было в давние, октябрятские времена, когда Жене нравилось нацеплять на себя всякие побрякушки, но это прошло еще в третьем классе.) И все же когда Женя выходила на улицу, то после некоторого колебания она направлялась к мальчишкам.

— А-а-а, Цыба! Жабулька! — встречала ее презрительными кликами армия Бена. — Гоу хоум! Поворот на 180 градусов!

Женя на минуту останавливалась поодаль, внутренне вся сжималась, напрягалась и говорила себе: «Не боюсь я их! Не боюсь! Вот я им покажу!» Насупившись, она упрямо направлялась к вооруженной кучке, будто не замечая их подначек. В ее настороженных глазах было написано решительное: «Только троньте, так получите!» А силенки у нее были — в этом убедился не один отважный воитель. Взгляды скрещивались: Женин, твердый, неустрашимый, и их, насмешливо-презрительный. Казалось, вся компания вот-вот налетит на Женю, забросает ее песком, комьями земли, но тут с