Беном происходило что-то совершенно непонятное: он краснел, мялся, в нерешительности моргал глазами, и как только Женя приближалась к толпе, вдруг срывался с места и с криком: «За мной!» отводил свою гвардию на дальние позиции, чтобы только не затевать драку.

Даже ближайшие соратники, самые доверенные лица Бена не понимали, что с ним происходит. Сколько раз — и все это видели — он бесстрашно нападал на толстощекого крепыша Шурика, атамана из соседнего двора, и под свист и улюлюканье тыкал его носом в землю. А перед какой-то Жабулькой пасует. Да еще и краснеет до ушей.

По правде говоря, Бен и сам не понимал, что его смущает в этой девчонке. На людях он дразнил Женю, издевался над ней, мог довольно-таки грубо толкнуть, но в глубине души думал: «Нет, все же она молоток! Не трусит, не отступает!» И с необъяснимым волнением украдкой наблюдал, как бегает по двору эта упрямая ушастая девчонка, и ее упрямство, ее тяготение к мальчишеской компании особенно нравились ему.

— За мной! — командовал Бен и с грозным видом проносился мимо Жени, не преминув при этом как бы ненароком зацепить ее локтем.

Мальчишки убегали за «генералом», а Женя после пережитого напряжения успокаивалась и говорила себе: они сдались. Хоть и не приняли ее по-человечески, зато и прогнать не посмели. А потом как-то само собой выходило, что Женя включена в игру, и вот она уже санитарка, и наступает, атакует, кричит вместе со всеми, колошматит врага по спине. Да, она бегала и воевала вместе с мальчишками, но только все как-то сбоку-припеку, на самом краешке игры. Эта отстраненность мучила Женю, и всякий раз она думала: «Ну почему я не мальчишка? Почему им все можно — лазать по деревьям, стрелять, драться, носить погоны? А я?..» Тогда Женя не подозревала, что через год-два она будет смеяться над этими своими детскими печалями и радоваться тому, что родилась девочкой. Ведь это же прекрасно — быть женщиной. Как ее мама. Сколько в ней доброты! Когда мама наденет свое любимое кремовое платье, а на ноги — белые туфли на высоких каблуках, слегка подкрасит губы и выйдет на улицу — какая она тогда красивая! И как приятно Жене, когда ей говорят во дворе: ты счастливая, у тебя такая добрая и приветливая мама.

Однако к этим открытиям Женя пришла несколько позднее, а пока что она с саблей наперевес носилась вместе с разбушевавшимся воинством, а у подвала стоял ее Мотя, худенький, с завязанными ушками, и печально, сиротливо смотрел, как гоняется армия Бена и как самый лучший, самый серьезный на свете человек Женя Цыбулько, которая кормит его вафлями и дарит красивые стеклышки, будто превратилась в маленького шалуна-мальчишку, бегает с ними вместе и даже не замечает его, Мотю. Малыш надул губки, сморщился и с грустью думал, что если она, Женя, сейчас не подбежит к нему, не поздоровается, то он, Мотя, хочет он того или не хочет — а заплачет. И Мотя наверняка заплакал бы, если бы не произошло нечто совершенно неожиданное: Бен перепрыгнул через куст и сбил с ног Женю. Она растянулась на асфальте, из разбитого колена струйкой потекла кровь. Женя скривилась от боли, сжала зубы, втягивая через них воздух. А Бен в упоении боя стоял перед ней, виновато улыбаясь, и моргал растерянно-веселыми глазами. Может быть, он и хотел помочь девочке, протянуть ей руку, но не решался, стеснялся ребят. Стоял с застывшей улыбкой на губах и молча смотрел, как сочится из ранки кровь. И тут к Бену подскочил Мотя, маленький, ощетинившийся, нахохлившийся, как воробышек. Он весь дрожал от возмущения и срывающимся голосом крикнул:

— Ты! Ты! Бен! У тебя… аппендицит в голове!

— Ша! — цыкнул Бен и легонько отодвинул малыша, однако подал Жене руку, помог ей подняться. — Я не хо… не хотел, — пробурчал сквозь зубы. — Прости.

Это «прости» он выдавил из себя через силу и произнес его тихо, над самым Жениным ухом, чтоб никто больше не услышал, и весь залился краской. Хорошо, что у него были длинные волосы — он провел по ним пятерней и опустил на глаза.

— Ничего! — Женя поднялась и поморщилась. Вытерла кровь, попыталась идти. — Уже не болит. Заживет!

И, прихрамывая, побежала за Беном, ничуть на него не сердитая, наоборот — вроде бы даже довольная оттого, что он толкнул ее, как любого мальчишку, как толкают в «бою» своих соратников.

Из кустов засвистел Вадька Кадуха — и армия Бена бросилась врассыпную. Одни кинулись по подъездам и затопали, загрохотали по лестницам на верхние этажи, другие через дыры в заборе перелезли в соседние дворы, а Женя с группой десантников юркнула в самый надежный тайник — в знаменитые подвалы.

Уже за первым поворотом, там, где начинались ряды одинаковых дверок (у каждой семьи были здесь свои сарайчики), стало совсем темно и сыро. Когда-то тут висели электрические лампочки, но Бен с Кадухой перебили их. Подвал таким образом превратился в подземные склепы и тоннели, где царил полный мрак, пахло плесенью, а в трубах, пролегавших вдоль стен, по-волчьи шипела и рычала вода.

В этих узких переходах легко было расквасить себе нос, однако Женя с десантниками быстро бежала вперед, неведомо как ориентируясь в полнейшей тьме. Мальчишки толкались, повизгивали от страха и возбуждения; разбойничий свист шедшего по следу Вадьки Кадухи подстегивал их. Постепенно десантники рассеялись, рассыпались, расползлись по щелям и тоннелям, и Женя не заметила, как отбилась от всех. Ощупала стены: где она? В этом подвале она облазила все уголки и закутки, а вот тут, кажется, никогда еще не бывала. Остановилась, чтобы угомонить громко стучавшее сердце. Руки дрожали. Неужели испугалась? Чего? Воображение рисовало страшные картины. А тут и в самом деле нетрудно было представить себе, что ты в подземном царстве или в катакомбах (вроде тех, что в Одессе), или в каменных тоннелях, где живут допотопные троглодиты и пещерные львы. Женя ощутила холодок между лопатками. И жутко, и какое-то неодолимое любопытство охватывает тебя: а что там, дальше, в темной глубине?

Внутренне вся сжалась, прислонилась к стене. Прислушалась: где Кадуха? Короткие, точно пулеметная очередь, удары доносились слева. Наверно, Кадуха бежал и тарахтел палкой о дверцы сарайчиков. Потом загрохотало где-то наверху, над головой, и унеслось за дом. Очевидно, армия Бена выбралась из подвала и опять сражалась на улице. Женя тоже собралась было вылезать отсюда, как вдруг совсем рядом с ней что-то заскреблось. «Мышь!» — подумала Женя и вздрогнула. Прислушалась, стараясь уловить едва