девочка, по возрасту — второй или третий класс школы. Они жили в подъезде напротив, мальчик — на третьем этаже, девочка — на первом.

С мальчиком всегда была немолодая женщина, наверное бабушка. Она каждый вечер варила картошку, затем чистила ее горячую, а мальчик сидел рядом и ждал. Когда бабушка смотрела Нацвещание или занималась своими делами, он что-нибудь строил из разноцветных кубиков. Малыш складывал их на полу, на столе, но больше всего ему нравилось делать это на стуле, который он потом осторожно двигал по полу. Кроме кубиков и двух машинок, игрушек у мальчика не было.

Девочка на первом этаже все время сидела у окна. Она не вставала, не ходила, она сидела так до тех пор, пока мама или папа не переносили ее на диван. Там девочка читала перед сном, а иногда сразу засыпала. Окно кухни в той квартире по вечерам закрывали шторой. Зашторить окно в своей комнате девочка не разрешала, как ни просили ее каждый раз родители.

В доме напротив Телль видел и других детей. Но к остальным у него не возникло такого чувства, как к этим мальчику с девочкой. Теллю было важно знать, что у них все в порядке. Что они дома, что о них есть, кому заботиться. Придя с работы, Телль, раздвигая шторы, сразу бросал взгляд на их окна и не мог успокоиться, если у девочки ни в комнате, ни на кухне не горел свет. Но свет вскоре появлялся, а, вместе с ним, — девочка, которую папа приносил на диван.

Телль не хотел рассказывать жене об этих детях. Особенно о девочке. Ему казалось: Фина ответила бы, что у девочки есть родители.

Как-то, подходя засветло к своему подъезду, Телль заметил ее у окна и помахал рукой. Девочка ничего не ответила. Телль подумал, что это правильно, ведь она же его не знает. Но теперь он каждый раз, когда с улицы видел девочку, махал ей.

"Это хорошо, что она живет на первом этаже, — говорил себе Телль. — Так девочке лучше видно двор, людей".

Кто-нибудь сейчас думает о его сыне? Кто-нибудь думал о Ханнесе, когда он был жив? Старый математик да, может быть, братья, с которыми сын играл тогда в парке. Но учителя больше нет, а те братья про Ханнеса наверняка забыли.

— Ты уже познакомиться тут успел? — спросила Фина, когда муж, шагая с ней по двору, поприветствовал кого-то в доме напротив.

Телль пытался объяснить, что это он просто так, и не стоит обращать внимания. Но Фина слишком хорошо знала мужа.

— Там девочка, — признался Телль.

Рассказав все Фине, он ждал, что жена станет его упрекать. Но Фина, кивнув головой, чуть улыбнулась.

В другой раз, проходя с Теллем мимо окна девочки, она остановилась, тоже помахав ей. А позже в темноте из кухни смотрела, как мама бережно отнесла дочку со стула на диван. Накрыв ей ноги теплым одеялом, женщина села рядом. Они долго разговаривали, потом мама обняла девочку и вышла из комнаты, выключив свет.

— Больше у тебя знакомых тут нет? — однажды по дороге на работу, минуя окна квартиры девочки, невзначай поинтересовалась у мужа Фина.

— Нет.

Телль не обманывал. Мальчик ведь, даже когда впервые увидел Телля, не обратил на него внимания. Было это на следующий день после снегопада, из-за которого всех раньше обычного отпустили с работы. Город заметало. Машины, трамваи, автобусы с трудом пробирались по занесенным улицам. Телль не смог влезть в переполненный заснеженный вагон и отправился домой пешком.

Путь показался ему бесконечным. Тротуары улиц сливались под снегом с проезжей частью. Несколько раз Телль проваливался на нее ботинком. К кварталу высотных домов, где они теперь жили с Финой, Телль вышел на закате.

Довольный тем, что жена не стала дожидаться его на остановке, он брел мимо домов, светящихся всеми окнами. Почти у каждого кто-то стоял и смотрел на засыпаемую снегом одинокую темную фигуру Телля.

От усталости Теллю было тяжело поднять голову. Но, сделав усилие, он взглянул на окно, у которого вот уже несколько часов ждала его Фина.

— Опять ты меня встречаешь, — нежность, с которой произнес Телль эти слова, не могла скрыть чувство вины.

— Да. И боюсь, что когда-нибудь ты не придешь, — грустно ответила Фина.

Утром за окном был другой мир. Люди выходили во двор, осторожно, недоверчиво ступая по снегу. Несмотря на сохранившуюся со вчерашнего дня усталость, Телль предложил жене прогулку.

— Там такая погода! Чего нам сидеть в четырех стенах?

Смотревшая до этого в задумчивой печали на улицу, Фина воспряла. Быстро одевшись, она положила перед мужем высохшие за ночь на батарее брюки, свитер и майку.

Во дворе Телль и встретил того мальчика. Его на старых санках катала бабушка. Когда она, остановившись отдохнуть, разговорилась с соседкой, малыш насыпал на сиденье санок горку снега и возил ее.

Девочку вынес из подъезда папа. Зачерпнув горсть снега, он положил его на ладони дочери. Телль первый раз увидел, как девочка улыбается. Фина тоже смотрела на нее, и как-то даже по-доброму.

Вышла мама с санками. Они были новые, яркие, и все игравшие во дворе дети теперь глядели только на них. Мама постелила одеяло на санки. Бережно усадив в них дочь, папа накрыл ей ноги и осторожно повез по вытоптанной с утра тропинке.

Телль машинально отправился за ними следом, но Фина попросила его пойти в другую сторону.

— Давай не будем им мешать, — сказала она.

Не успела Фина с мужем свернуть за дом, как сзади раздался смех. Так искренне, так чисто мог смеяться только ребенок. Телль обернулся. Санки лежали на боку. Свалившаяся с них девочка загребала обеими руками снег и, хохоча, бросала его в отца, пытавшегося поднять дочь.

Перчатка Фины дотронулась до плеча мужа.

— Пойдем…

К весне девочка поправилась и смогла ходить. Телль наблюдал, как она неуверенно, держась за стул, делала шаги от окна до дивана в своей комнате. Потом девочка стала появляться на кухне, а, вскоре, возвращавшийся со смены Телль заметил ее во дворе с папой. Дочь держала отца под руку, и они медленно направлялись от своего подъезда ему навстречу. Тихо улыбаясь своему счастью, девочка прошла мимо Телля, не поднимая глаз.

От радости Телль хотел обнять, закружить, раскачать ее вместе с папой. Он готов был сейчас обнять весь мир.

— Ты видела? — вбежав в квартиру, бросился Телль к жене.

Фина выглянула в окно. Посмотрев на удаляющихся отца с дочкой, она с облегчением вздохнула. Словно какая-то важная, не дающая покоя проблема