Замечательный способ скрыть тот факт, что это я хочу кое о чем ее расспросить. Обратная ретрансляция ролей, как учила некогда докторесса Спини…

Женщина осмелела, шагнула навстречу. На вид моя ровесница, хотя реально, наверное, лет на десять — пятнадцать моложе. Оплывшая фигура, едва намеченная под коконом многослойной одежды. Морщинки у губ и глаз темными насечками на коричневой, цвета обожженной глины, коже — словно орнамент на артефактном блюде. И что-то непостижимое в глазах… В ее глазах не может не быть чего-то непостижимого… Впрочем, фантазировать не обязательно.

— Ты пришла с длинноподолым? — наконец решилась она.

Я в последний момент стерла с лица вопросительное выражение: разумеется, имелась в виду та самая, смешившая и меня конусиль. Кивнула:

— Мой путь лежит на Срединный хребет. Вот еду вместе со служителем…

Действительно, не может же гаугразская женщина путешествовать одна. Моя собеседница покивала, но при этом в ее лице промелькнула ну очень презрительная усмешка: качества Нури-тенга как сопровождающего явно были оценены невысоко. Губы шевельнулись, рождая следующий вопрос: а зачем, собственно, я… Какая причина может подвигнуть гаугразскую женщину к перемене мест? На эту тему у меня до сих пор не было легенды: на характеристики местного тендерного менталитета не ложилась ни одна. Тем более пора спрашивать самой:

— А почему ты не стала слушать предание? По-моему, интересно.

Он а замахала руками, словно отгоняя насекомых; полупрозрачный столб каких-то мошек, вившихся у лозы, действительно метнулся в сторону и растаял в воздухе.

— Что ты! Теперь?! Да после дембеля не замечаешь, куда солнце девается… Они съели половину овец и коз, всю муку и сыр, вино выпили до капли: какую баклагу не переверни — сухо. — Она взглянула на собственные ладони, будто удивляясь их пустоте, и бессильно уронила руки. — Ну, вино еще туда-сюда… Но если мы не снимем до осени второй урожай зерна, зимой будет голод. Лучше б этот длинноподолый привез каких-нибудь припасов. Обитель же богатая, на побережье люди у нее под боком хорошо живут… правда?

— Да, там легче, — согласилась я. — Но мои-то все на Срединном… А чем я им помогу, я же вторая дочь в семье… Ты — первая, да?

Она улыбнулась. И вдруг стала как бы ярче, будто заставку на мониторе перевели с эконом-режима в основной. Гордость, внутреннее достоинство заструились из глаз мягкой подсветкой, которая сияла в них всегда — только приглушенная, спрятанная в морщинах и усталости. Эта женщина недавно простирала руки над нежно-зелеными ростками, которые вопреки природным циклам всего за пару месяцев станут зрелыми колосьями. Что она умеет делать еще? Что ей уже приходилось делать?

Когда начались дестракты, она была, наверное, совсем юной. Незамужней. Стройной и легкой, без орнамента насечек-морщин вокруг непостижимых глаз…

Женщина взглянула вверх, озабоченно свела брови: солнце уже заметно перекатилось к западу. Ей пора идти, приниматься за другую работу (магию?), пока оно неведомо куда не исчезло с небосклона. И все равно начать придется издалека. Просто спросить — нельзя.

— Через ваше селение часто проходят чужие люди?

Неопределенно повела плечами под накидкой:

— Длинноподолые — чуть не каждый год. Сказитель приходит, Нербел-тенг, если проводы или свадьба… Ну, про дембель не говорю, тут всяких перебывало. А так…

— Может быть, давно, — тихо подсказала я. — Ты первая дочь в семье, ты должна помнить…

Если я права. Но я не могу быть не права, по крайней мере в одном: сила, которой последние пятнадцать лет служит магия гаугразских женщин, в проекции на это, как и на любое другое, селение — пришлая, извне. Чужие люди… или даже один человек. Если он побывал и здесь, она вспомнит.

И она вспомнила.

В жилище никого не было. Совершенно никого: даже странно. Впрочем, к ночи, конечно, вся семья соберется вместе, и мы с Нури-тенгом снова будем ночевать на кошме у дальней оконницы (единственный плюс: в щель проникает чуть-чуть воздуха, не пропитанного людскими испарениями и дымом очага, который далеко не весь уходит в романтический Небесный глаз). Теснимые бесчисленными домочадцами, прижатые друг к другу так тесно, что это просто неприлично. Я нервно усмехнулась. А собственно, какой ночлег? Я должна отправляться в путь прямо сейчас, на закат. Я не знаю, сколько у меня осталось времени.

Зато я знаю кое-что другое. Больше, чем могла надеяться тут узнать.

Я склонилась над котомкой Нури-тенга. Своих вещей у меня не было по определению, но не отправляться же в путь без минимального запаса провизии и баклаги с водой. Нури-тенг простит. Кстати, где я буду брать все это потом, в дороге? Как собираюсь разводить костер?… Жарить лепешки? Хорошие вопросы, но пока не самые актуальные: а там я что-нибудь придумаю. Да, неплохо бы захватить и теплое одеяло, однако уж этого-то никак нельзя делать без спросу… И где он сейчас, длинноподолое несчастье: неужели до сих пор вещает слово Могучего глухим старушкам?

Впервые за последние часы я вспомнила о Нури-тенге. Там, где (где?!!) я должна оказаться как можно скорее, нога служителя Могучего, по-видимому, не ступала уже давно. И вряд ли мальчик в конусили окажется первопроходцем…

— Юста-тену?

Я не удивилась. Легок на помине, как звучит известная доглобальная идиома.

— Здравствуй. Я как раз хотела тебя спросить… вернее, попросить насчет одея…

— Ты ушла, — выговорил он. Глухо, похоронно, без малейшей связи с моими словами.

— Что?

— Почему ты ушла?!

О чем это он? Мой внутренний персонал категорически отказывался дешифровывать смысл его слов, словно конфликтную программу. А по правде говоря, оно мне было и неинтересно.

— Одеяло. — Я как раз нащупала теплый ворс на дне котомки. — Я понимаю, это собственность Обители, и не знаю, как вы договаривались на мой счет с Алла-тенгом… но оно бы мне очень пригодилось. И лошадь. — Надо же, спохватилась в последний момент. Животные ведь тоже собственность Обители, причем, наверное, подороже одеяла. Но, с другой стороны, не может же он путешествовать сразу на двух…

— Ты не стала слушать. Что ж тогда ждать от… Я не могу донести до людей Его слово. Я ничего не могу!

Вон оно что. Мальчик переживает по поводу своего ораторского провала. Как гласит другая доглобальная идиома, мне бы его проблемы.

— Не расстраивайся. Ты хорошо говорил, просто у них сейчас слишком много насущных дел. Для первого раза — ничего страшного. А в следующем селении…

— Если бы ты не ушла…

Ну, делать из меня виноватую — это уж слишком. Он определенно начинал меня раздражать. Для меня этот горе-сопровождающий уже в прошлом; пожалуй, не стоит даже претендовать на содержимое его котомки. Только животное лошадь. Гаугразская альтернатива скоростной капсуле…

— Отдохни, поспи, а утром все будет совсем по-другому, вот увидишь. Кстати, где наши лошади? Ты не знаешь, их накормили?