Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разговор подождет, у меня много дел после представления.
Терпение Дейзи окончательно лопнуло. Их брак, столь необходимый им обоим, неминуемо рассыплется, если они станут вечно откладывать обсуждение проблем.
— Твои дела могут подождать.
Алекс стремительно обернулся — широкие рукава белой рубашки вздулись, как флаги.
— Послушай, Дейзи, если речь пойдет о бензине, то за это я уже извинился. Я понимаю, что в последнее время со мной трудно, но уж очень тяжелая выдалась неделя.
— У тебя было много тяжелых недель, но ты никогда не вымещал на мне свою усталость.
— Как еще прикажешь мне извиняться?
— Речь идет не об извинениях. Я хочу поговорить о причинах, из-за которых ты стараешься оттолкнуть меня.
— Оставь это, ладно?
— Не могу. — Клоунская реприза на арене между тем подходила к концу, и Дейзи понимала, что сейчас не время затевать ссору, но, начав, уже не могла остановиться. — Мы оба измотаны и поэтому мучаемся. Надо поговорить о нашем будущем. — Дейзи взяла мужа за руку, ожидая, что сейчас он отдернет ее. Однако он этого не сделал, и Дейзи продолжала: — Последние несколько месяцев стали самым чудесным временем в моей жизни. Ты помог мне осознать, что я за человек. Я помогла тебе в том же.
Дейзи нежно прижала ладонь к его груди, чувствуя сквозь шелковую ткань, как бьется его сердце. В наступившей тишине стало слышно, как шелестят лепестки бумажной розы на груди Дейзи. Она провела пальцами по перекинутому через плечо Алекса свернутому кнуту.
— Разве не в этом заключается любовь? Когда быть вместе лучше, чем жить порознь? Нам очень хорошо вместе. — Дейзи не успела удержать слова, слетевшие с ее уст. — И нам придется стать хорошими родителями для ребенка, который скоро родится.
Вначале ничего не произошло, но в следующее мгновение жилы вздулись на шее Алекса, а лицо исказилось от ярости. В глазах появилось выражение страха, который испытывает загнанный в угол зверь.
Дейзи отдернула руку от груди мужа. Инстинкт подсказывал — надо бежать, но она осталась. Испытания последних месяцев закалили характер.
— Алекс, я не собиралась беременеть. Даже не знала, когда это случилось. Но я не хочу лгать и говорить, что жалею об этом.
— А я тебе доверял, — произнес Алекс, едва шевеля губами.
— Мне не в чем винить себя.
Алекс прорычал нечто нечленораздельное и с силой упер руки в бока. Дейзи показалось, что сейчас муж ударит ее.
— И какой срок?
— Около двух с половиной месяцев.
— Ты давно об этом узнала?
— С месяц назад.
— Ты знаешь об этом уже месяц и только сегодня решила меня порадовать?
— Я боялась.
Клоунская музыка на арене грянула крещендо, возвещая об окончании номера. Следующими будут выступать они с Алексом. К ним подошел Диггер, который должен был в конце номера выпустить на арену Мишу.
Алекс, схватив Дейзи за руку, резко оттолкнул ее от себя.
— Никакого ребенка не будет, ты поняла?
— Нет… Нет, не поняла.
— Завтра утром мы с тобой отлучимся на сутки. Когда мы вернемся, никакого ребенка не будет.
Потрясенная, Дейзи во все глаза уставилась на мужа. Ее затошнило, и она прижала руки ко рту. Под куполом цирка воцарилась тишина. Джек Дэйли драматическим голосом возвестил о выступлении казака Алексея:
— Аааа тенееерь, почтенная публика, цирк братьев Квест с гордостью представляет…
— Ты хочешь, чтобы я сделала аборт? — прошептала Дейзи.
— Не смотри на меня, как на чудовище! Не смей так смотреть! Я тебе с самого начала говорил, тысячу раз твердил, как я отношусь к атому. Но ты, как всегда, решила, что тебе лучше знать. Ты же самая умная!
— Не говори со мной так!
— Я тебе доверял! — Он зарычал от бессильной злобы, когда раздались звуки балалайки, звавшей его на арену. — Я верил, что ты пьешь эти таблетки, а ты мне все время врала.
Дейзи отрицательно покачала головой, борясь с подступившей к горлу горечью.
— Я не буду избавляться от ребенка.
— Черта с два! Сделаешь то, что я скажу!
— Ты сам этого не хочешь. Это отвратительно и низко!
— Не так низко, как поступила ты!
— Алекс! — прошипел один из клоунов. — Твой выход!
Он схватил рукой кнут и сдернул его с плеча.
— Я никогда не прощу тебе этого. Слышишь? Никогда!
Оттолкнув Дейзи в сторону, Алекс стремительно направился на арену.
Застыв на месте, она была настолько охвачена отчаянием, что едва дышала. Боже, какая же она дура! Вообразила, что он ее любит! А Алекс не знает и не понимает, что такое любовь. Он ведь честно говорил ей, что не может любить, но она не поверила, вот теперь и будет расплачиваться за свое неверие.
Слишком поздно вспомнила она прочитанное о самцах-тиграх:
«Это животное не имеет ни малейшей склонности к семейной жизни. Он не только не принимает никакого участия в воспитании собственных детенышей, он может их просто не узнавать».
Алекс пошел еще дальше, чем «это животное». Решил уничтожить маленькое существо, уютно устроившееся в лоне Дейзи, до того, как оно увидит Божий свет.
— Очнись, Дейзи! Пора выходить. — Маделин буквально вытолкнула подругу на арену.
Дейзи ослепил свет прожекторов. Не понимая, куда надо идти, она прикрыла ладонью глаза.
— …никто из нас не сможет полностью оценить то мужество, которое потребовалось изнеженной молодой женщине, чтобы выйти на арену вместе со своим мужем.
Дейзи, непроизвольно шагая в такт музыке, машинально двинулась вперед, между тем как Джек продолжал выжимать у зрителей слезу своим душещипательным рассказом о воспитанной в монастыре невесте и ее могучем необузданном казаке. Однако Дейзи едва ли слышала его слова. Она видела перед собой в центре арены только предавшего ее Алекса.
Вспышки темно-красных блесток, украшавших рукоятку кнута, обвившего высокие голенища начищенных до нестерпимого блеска черных сапог Алекса, голубоватые отблески света прожекторов в его темных волосах и глаза — светло-золотистые глаза загнанного в ловушку дикого зверя. Дейзи остановилась в центре «своего» пятна света, и Алекс начал танец с кнутами. Но сегодня то был не танец страсти, а дикая в своей яростной необузданности пляска — настоящее объяснение в ненависти.
Публика живо выражала свое одобрение, но действие развивалось, и толпа отказывалась, как обычно, сопереживать женщине. Исчезла та таинственная связь, которая соединяла Дейзи с публикой. Она даже не вздрогнула, когда кнут Алекса перерубил кончик бумажной трубки, — невыразимое отчаяние притупило все чувства.