и насупленные лики морских божеств. Их поджарые тела утрачивают признаки возраста, пола, принадлежности к народам, сластолюбивые черточки, томность и лень. Все они немного похожи друг на друга невозмутимой глубиной взора, тайной запинкой испуга, горьковатыми морщинками в уголках губ, растревоженным бесстрашием».

Почти ницшеанская притча о канатоходце над базарной площадью, правда? Улья Нова и пишет такие притчи большого города и большого одиночества, любви и болезни, смерти и исцеления. Ведь «не надо умирать. Там нечего делать, на том свете. Давайте все-таки жить и радоваться каждому дню».

Самадхи в ватнике: две книги о мистиках и неформалах

Ночь, проведенная на эзотерических книгах, направляет ум к внутренней свободе, – заметил Джи, и я не понял, шутит он или нет.

Константин Серебров. Один шаг в Зазеркалье.Герметическая школаФеноменальная бабушка и зигзагообразные идиоты Аркадий Ровнер. Гурджиев и Успенский. М.: АСТ, 2019. 448 с

Выход в серии с громким названием «Век великих» по-плутарховски двойного жизнеописания Гурджиева и Успенского писателя, знакомца Ю. Мамлеева и В. Ерофеева и мистика (самоаттестация) Аркадия Ровнерва заставил бы публичного эксцентрика Гурджиева гордо поднять свой греческий подбородок, академичного Успенского интровертно хмыкнуть, а истинных адептов проникнуться амбивалентными чувствами – учителя признаны, но великая сокрытая традиция вынесена на люди, тиражом 2000 экземпляров.

Выше – не для красного словца. Потому что пара Гурджиев-Успенский – это действительно Холмс и Ватсон. Гурджиев – все делал, как тот же Уорхол, для собственного пиара, творил самолегенды (знал 18 языков, объездил все тайные места планеты, в него стреляли 3 раза и т.д.), все чужие сплетни-поклепы охотно подтверждал, вел себя шокирующе и временами просто отвратительно. Тогда как Успенского легко представить за кафедрой, он из тех активных мечтателей эпохи отечественного fin de siècle, которые слава Богу еще, если увлекались Блаватской, а не народниками-бомбистами. Гурджиев закатывал приемы в своей забитой собственного производства соленьями парижской кладовке, пил до положения риз за «идиотов» – идиотами были все по его теории («ты идиот, я идиот, Бог идиот»), у них было много градаций («зигзагообразный архиидиот»). Успенский же мучительно страдал от разрыва с учителем, встречался с ним втайне от учеников обоих, перестал издавать книги, ибо учение должно было передаваться устно, подписка о неразглашении сэнсэю…

Впрочем, оба, по характеристике булгаковской Маргариты, «были хороши», ой как не просты и – во многом похожи. Оба уважительно и пристрастно читали Библию, Ницше, Толстого, Соловьева и Блаватскую – и брали у них то, что было им нужно. Оба учились у суфиев – греко-армянин Гурджиев мог впитать основу для своих знаменитых танцев не только в своих путешествиях, а просто буквально «из-за калитки», с учеником же Успенского связан интересный сюжет – представитель английской разведки страстно увлекся идеями Гурджиева-Успенского, под конец жизни же стал адептом одной из суфийских школ. Оба объездили полмира – от египетских пирамид и Персии до Тибета и Сибири. Оба не благоволили революции. И оба, отвергая механистический прогресс и буквально понятую эволюцию, мечтали о расширении человеческих возможностей, преодолении нынешнего человека (знаменитая максима Гурджиева о том, что все спят), выходе в другие области возможностей. Об этом же еще незадолго до нашей пары грезил Н. Федоров, чуть раньше них занимались Р. Штейнер и Г. Кайзерлинг, где-то параллельно описывал свою (всеобщую!) ноосферу Вернадский, позже подхватят эстафету Д. Андреев и Тейяр де Шарден.

Кстати, про застегнутого на все пуговицы Петра Демьяновича Успенского. Нынешние анархисты, панки и всяческие левые неформалы могли бы уважительно пожать ему руку. Не только за то, что задолго до Хаксли (тот, как Б. Шоу, К. Ишервуд и многие другие, увлеченно посещал лекции Успенского в Англии), Кастанеды, Лири и Юнгера он проводил – до обретения «четвертого пути» Гурджиева – расширяющие сознание опыты с наркотиками и сном, но за его последовательное «я всегда буду против». Успех – это один из главных врагов, писал он (вспомним еще раз Летова, давшего, когда замаячили успех и эфиры, своей группе заведомо не транслируемое, матерное название), а «внешняя жизнь… интересна только тем, что она в действительности не существует». Тихий благообразный Петр Демьянович постоянно сражался на два фронта – осуждал эгалитаризм и одновременно иерархическое, кастовое общество, если оно не давало возможности самым достойным делать апгрейд и промоушен в касту выше. Активно переосмысляя, работая с Новым Заветом, он осуждал оба распространённых тогда (да и сейчас?) подхода к личности Христа – как к абсолютно идеальному Богу или же наивному человеку (для него Иисус был где-то посредине – автором некоторых крайне мудрых высказываний). И вообще Успенский «резко выступал против следующих концепций прогрессистской модели: материализма, позитивизма, механического эволюционизма, позитивистской теории познания, атеизма, рационалистической концепции истории, социального утопизма и утилитарной концепции искусства» – список, как говорится, можно продолжить.

Гурджиев же, которого можно – и, видимо, вполне справедливо – воспринимать как этакую гремучую смесь Казановы, Калиостро, Распутина и Остапа Бендера (любил говорить про свои «бизнесы» с нефтью, отелями и особенно восточными коврами, регулярно ездил в Америку «стричь овец» из числа заокеанских богатых учеников), был в любом случае не просто авантюристом от оккультных наук. Более чем простого рождения, учившийся вроде бы в семинарии (той же, что и Сталин, говорили его враги, другие – что он был, как Эвола, чуть ли не личным консультантом Гитлера и Аненербе, а в придачу – и Сталина…), самоучка с 18 языками (по собственной легенде, сильно завышенной) – откуда он мог почти дословно брать концепты из работы мистиков II, VIII и XVII веков, переводы которых и сейчас не найти? А, зайдем с другой стороны, не из его ли балетов современные рокеры взяли традицию прыжков со сцены в толпу, stage diving, а вот телеком-компания Pacific Bell действительно проводила для своих сотрудников занятия-тренинги по его методе.

Благо, современные психологи, психоаналитики и прочие коучи «личного роста» действительно нашли бы много в «Рассказах Вельзевула внуку» (одна из трех его книг-заветов). Человек – раб своих и навязанных паттернов (такого слова у Гурджиева не было, но был другой птичий язык, с заимствованиями из родных греческого, армянского и откуда только не). Нет и единого «Я» – каждая мысль, настроение, желание, ощущение навязывают личности сотни «маленьких Я», сбивая с основной дороги. «Одна из главных ошибок человека, – говорил он, это его иллюзия относительно своего “я”. Человек, каким мы его знаем, “человек-машина”, который не в состоянии что-либо “делать”, с которым и через которого все “случается”, лишен постоянного и единого “я”», – цитирует сэнсэя Успенский в своей работе «В поисках чудесного». Сам же человек, как правило, не может самостоятельно найти свой главный недостаток (тут как раз на