— Потому что они в этом хороши: всегда надежны, всегда ответственны, обо всем заботятся и работают на благо своих; Матушка «Озарк» — так здесь говорят местные, так же к ним отношусь и я; у меня есть опекунша, защитница, та, кто обо мне печется; если просыпаюсь по ночам, всегда могу уснуть со спокойной душой; это меня согревает; я не из тех, кому приходится закупаться «Соминексом»; у меня есть гарантии; так я и говорю своей подруге Джули; говорю Где еще такое найдешь — потому что если есть проблема, какая угодно, я знаю, что компания разберется; уж на это можно положиться, это опора; Джули стоило бы прислушаться…

— Но у них играл музыкальный аппарат и казалось, что там хорошо сидят, если ты меня понимаешь, там были люди, получали удовольствие, если въезжаешь, вот я и решил заскочить; в смысле, по вечерам вторника «Стейт-Стрит Бар» обычно нормальный, там до десяти двойные дайкири за полцены, поэтому обычно ко времени, когда я туда добираюсь, местное население настроено уже довольно дружелюбно; и вот я заехал и взял «Молсен» у Билли Веларди, подменявшего за стойкой Рона, и пробился через дым к музыке, и вот тут реально удивился тому, что они поставили такой ящик, который играет диски; чтоб меня, думаю, вы только посмотрите: и впрямь прогресс; типа, теперь в машине целые альбомы, и все названия набраны на карточках, и сами диски, типа, сделаны из яркого-преяркого серебра, и прямо сияют; ну, я отслюнявил пару четвертаков на Хендрикса и даже погладил бок аппарата, когда отходил; и потом вернулся к стойке и стоя ждал, пока доиграет песня, но после нее завелся не мой Purple Haze, так что я просто присел у конца стойки; и тут увидел, что рядом сидит Курт Уайт, весь янтарный из-за люстры над головой, и смотрит в зеркало за стойкой, но мало что видит, если ты меня понимаешь; в смысле, я Курта знаю и знаю, что он не дурак выпить — совсем не дурак; и вот он мне рассказывает, что у него все хорошо, все очень-очень хорошо, но вот у его сестры Джинни беда с ребенком — тоже подсел на «Мальборо», а она не очень-то рада; так что теперь ей самой пришлось бросать, чтобы подать пример, и это оказалось труднее, чем она думала; так что я сказал, что заеду домой к Джинни подержать ее за руку, пока она бросает, — конечно, в обмен на все сигареты, которые ей больше не нужны; и Курт такой улыбается, говорит — Ага; потом отворачивается и отпивает из высокого стакана; но тут, знаешь, я сижу и вижу, как Курт начинает тереть глаза, в смысле, реально размазывает ладонями, облокотившись на стойку; ну, сперва я отворачиваюсь, потом говорю Эй, мужик, ты в норме?..; но Курт только, мол, Ага, и машет перед собой рукой; но тогда опять начинает — тереть, тереть глаза, — и я говорю Эй, Курт — Отвянь, отрезает он, а потом говорит Накурили тут просто до фига; А! говорю и жду; но, когда Курт оборачивается ко мне и улыбается, я вижу, что глаза у него прямо-таки слезятся и ярко-ярко красные, прямо переливаются, страшные на вид; ну и я, мол, Эй, мужик, ты чего…; но Курт отворачивается и не отвечает; и я тогда говорю Эй, Курт, ты чего; и тогда, пока он все еще молчит, говорю: Слушай: у меня при себе капли для глаз, если надо, у меня есть «Мурин»; но тогда он оборачивается, смотрит на меня в упор и говорит Слушай, мужик, все окей…; и вот мы переглядываемся, и тогда он мне, мол, Ну правда — это просто раздражение, окей?; Я натирал машину воском, когда вернулся домой, вот и все…; и потом несильно бьет в плечо и говорит Окей?..; и я киваю и жду, и тогда Курт улыбается; и тогда говорит: Что пьешь?..

— Ну и я говорю Что, как бы, Что ты имеешь в виду?; а потом говорю Нет, дело не в этом, не в этом, вообще не в этом…

— Тогда скажем так: зачем нам кусать кормящую руку — вот что меня интересует; у нас есть жизнь, причем хорошая, вот и все: прощай; прощай…

— Но я знаю одно: без них Изауры не будет — и точка; они наш хлеб с маслом; они почти всем здесь приносят пользу; это уже наш образ жизни…

— Если бы не дымили трубы, в этом городе сидела бы куча голодных сукиных детей; это чертовски хороший городок; я хочу сказать, здесь надежная экономика, потому что эти трубы приносят немалые деньги; здесь получка во вторник, среду и четверг, потому что невозможно привезти такую прорву денег в город за один день…

— И слушай: ведь это же хорошо, то есть чертовски хорошо, когда в этой жизни хоть раз для разнообразия на твоей стороне есть трехсоткилограммовая горилла…

— И помни: не думаю, что у них там что-то опаснее того, чем мы и так дышим; в наши дни что ни делай, все вредно для здоровья; как ни посмотри, «Озарк» — замечательный работодатель; там требуют надевать защитный костюм; у них очень строгая техника безопасности; слушай — в городе должна быть промышленность, а значит, приходится с чем-то мириться…

— Ой, глупости: это благодаря им здесь так красиво; они совершенно экологичные; у них в глубине Озарк-парка есть футбольное поле, куда пускают всех; там устраивают пикники некоторые наши отряды скаутов; потому что мы знаем: случись что — и они об этом позаботятся: естественно, об этом позаботятся, уберут и отчистят, как всегда; я по-прежнему хожу в магазин, езжу на машине и поливаю газон, как и всегда; не вижу ничего плохого…

— Мне уже семьдесят восемь лет, и я живу в доме 808 по Рэнд сорок шесть лет; здесь у меня выросли пятеро детей, три дочери и два сына, и теперь на подходе уже девятый по счету внук; у нас все замечательно, и мне очень нравится «Озарк» и очень-очень нравится Рэнд-стрит…

— Ну, значит, я традиционалист: как бы, Сперва Докажите; я живу здесь всю жизнь, в детстве — на Платт, потом мы переехали на Эмерсон, и я хочу тебе сказать, что ничего страшного не случалось ни до, ни после; я живу здесь и живу отлично; за восемь лет