Теодорих улыбнулся:

— Ты отличный оратор, нет сомнения. И я знаю тебя, как прекрасного полководца. Но нет, я не принесу в жертву своих молодых воинов, чтобы спасти старый Рим. Однако желаю тебе успеха. Я велю священникам и дьяконам молиться за тебя в соборе, а этот льстивый епископ Сидоний отслужит мессу. И если Риму или гуннам суждено победить, я молю, чтобы это был Рим. Не сомневайся в том.

С присущим ему пылким великодушием Теодорих схватил руку Аэция своей огромной лапой. Этот римлянин — не его враг.

— Брат, — произнес король задрожавшим голосом. — Возможно, когда-нибудь, если мы не отправимся с тобой в бой, ты выступишь на нашей стороне.

— Этого придется долго ждать, брат. Знаешь, я же римлянин.

— Знаю. Ты — болван.

В это мгновение от тени колоннады отделился и сделал шаг вперед почти забытый всеми юноша. Это был Торисмонд, второй сын Теодориха, которому шел девятнадцатый год.

— Мой господин, — произнес он хриплым от возбуждения голосом. — Отец…

Король повернулся.

— Отправьте меня. Отправьте Теодориха, старшего сына, и меня с отрядом. Позвольте мне выступить со стратегом Аэцием против гуннов.

Теодорих фыркнул:

— Я бы скорее послал щенков против зубра. Уходи прочь, мальчик.

— Мой господин, я умоляю вас…

Даже Аэций дрогнул от оглушительного голоса Теодориха.

Торисмонд исчез.

Аэций произнес:

— Ваши шесть сыновей, мой господин. Отличные парни!

— Щенки.

— Щенков можно хорошо выдрессировать.

Теодорих странно посмотрел на стратега.

* * *

Аэций выехал на рассвете, получив благословение старого короля. Его сопровождали два воина-гота на лошадях. В этой части империи опасности не существовало. Сонные, согретые солнцем дороги старой провинции сейчас казались самым безопасным местом на свете.

Ворота Толосы открылись, и три человека покинули город. Они проехали всего несколько сотен ярдов, когда услышали громкий звук труб с башен. Аэций и готы остановились и оглянулись назад.

Деревянные ворота медленно открылись. Вперед, на залитую солнцем дорогу, выступило великолепное войско — армия, в которой было не менее тысячи готских волков в длинных красных плащах. Ясеневые копья были у всадников, сидевших на лошадях. Знамена гордо реяли на ветру, кони грызли удила — белые племенные жеребцы в отличной форме и с блестящими гривами. Во главе этой величественной колонны стояли двое юношей — принцы Теодорих и Торимонд, «Сыновья Грома». У Аэция заколотилось сердце.

С вершины башни донесся громкий голос вслед удалявшимся всадникам:

— Идите на восток и разбейте гуннов! Благословляю вас, мальчики! И ради спасения моей старой души — уничтожьте их грешные кости!

* * *

Обратно в Рим ехали спокойно. Новостей по прибытии оказалось немало.

— Карательная экспедиция? — повторил Аэций.

— Точно!

Валентиниан был опьянен этой мыслью. Он широко улыбался вернувшемуся стратегу, совсем позабыв о прежнем недоверии. Ему даже не пришло в голову, кто мог вызвать Аэция, действуя за спиной и не повинуясь приказам. Император весело запрыгал по комнате и собственноручно наполнил стакан полководца розовым албанским вином.

Аэций не обратил внимания на предложенный кубок.

— Давно ли? — гневно спросил он. — Где императрица Галла Плацидия? Что ответил император Феодосий в Константинополе? Разве Транспаннония не подчиняется ему?

— Флим-флам и ла-ла-ла! — воскликнул Валентиниан. — Феодосий — император, но не воин, в отличие от нас! Так что наше дело — нанести сокрушительный удар. Короткий, резкий шок. Отсечь руки-ноги у всех людей!

— У всех?.. Ваше императорское величество, какой именно была эта карательная экспедиция? Сколько человек взято в плен?

— Сколько? Нисколько! Их казнили, как глупых повизгивающих щенков! Вот это их научит! Те варвары по-другому не поняли бы. Именно так они и поступают с остальными. — Валентиниан предостерегающе покачал указательным пальцем. — Око за око, стратег, зуб за зуб. Теперь мы долго о них ничего не услышим, я могу точно сказать!

— Мужчины, женщины, дети…

— Сброд, много сброда! Варвары, без закона и здравого смысла! Лук и прогорклое масло! О них нужно рассказать. Кому-то приходится быть жестоким, чтобы быть добрым. Превентивный удар, стратег Аэций.

Самоуверенность переполняла Валентиниана, его бледные щеки горели.

— Пара человек должна умереть, чтобы жили тысячи. Это в природе вещей, и особенно в природе военных действий. Своего рода жертвоприношение на Алтарь Мира!

Аэций попросил разрешения покинуть императора. Он шел, стиснув зубы.

Разрушен его замысел принять командование в Остии. Не суждено теперь осуществиться его великому желанию обновить средиземноморский флот на обветшалых верфях, а затем отплыть в Карфаген и отвоевать зерновые поля у вандалов. Все эти планы в одночасье сгорели, словно кто-то поднес к ним факел.

Вскоре где-то еще в нем будут нуждаться, в нем и его волках. Их ждут на совсем иной границе.

В притоке Дуная, этой великой реки с вечно меняющимся цветом воды, ловил рыбу один мальчик. Сейчас Дунай был теплым, прозрачным и зеленым в лучах раннего летнего солнца. Мальчик рыбачил невнимательно. Река казалась невероятно прекрасной, природа — цветущей. Пасторальный пейзаж умиротворял. Мальчик опустил руку в чистую воду. В тростнике сидела на своем плавающем гнезде пеганка, согревая шесть ровных белых яиц. Конечно, скоро вылупятся птенцы. Мальчик подумал, удастся ли ему увидеть это. Сегодня рождалось все, все появлялось на свет. Самец пеганки нырял неподалеку в поисках рыбы. Из воды выпрыгивала форель, в воздухе порхали стрекозы, ярко-желтые и голубые бабочки. На рогозе сидела ослепительно-красная божья коровка, утки-широконоски гордо расхаживали по мелководью. Речные куницы спускались к реке, чтобы набрать грязи, потом стремительно мчались обратно. Они строили жилища под выступами скал. Бархатцы склоняли золотые головки на краю берега. Таков был умиротворяющий пейзаж.

Мальчик почти заснул, подставив лицо солнцу, когда мелькнул зимородок, сверкнув изумрудно-голубым оперением. Тогда юный рыбак поднял голову. И стал смотреть, открыв рот. Может быть, мальчик погрузился в дремоту — как бы ему хотелось этого! Однако он чувствовал рядом деревянные борта лодки. Это был не сон, все происходило наяву.

Мальчик стал искать весла и, охваченный паникой, сломал их. Мальчик захныкал, глотая воздух…

На расстоянии не более двухсот ярдов вверх по течению, уже перейдя великий Дунай, армия гуннов форсировала этот приток, намереваясь напасть на город Маргус. Количество воинов не поддавалось пересчету, а чтобы рассказать о них, не находилось подходящих слов.