Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Допустим, мы попали в будущее, – сказал Морев. – Пусть ответит на два вопроса, первый: почему нас вывернуло не назад, в прошлое, а в будущее?
Вопрос вызвал у пленника бурную реакцию, хотя виноватым он себя явно не считал. После перепалки с Марьяной он развёл руками в стороны и сказал, растянув лягушачьи губы в линию, что, наверно, означало улыбку:
– Олл из велл, вомен хай хуоже.
– Что он сказал? – угрожающе навис над пленником Дылда. – Это же почти мат!
– Всё хорошо, мы живы, – перевела Марьяна.
Морев смял в улыбке гранитную глыбу лица.
– В оптимизме ему не откажешь. Я задавал вопрос…
– Он пока не понимает, что произошло. На программу, которую он ввёл, наложилась более жёсткая программа из центра управления, началось нелинейное ветвление хронопотока, поэтому, возможно, нас занесло на плюс-вектор.
– Второй вопрос: он сможет рассчитать точный переход в своё время?
Марьяна заговорила с пленником, увлёкшимся манипуляциями с клавиатурой управления.
– Интересно, – пробурчал Дылда, обращаясь к Ренату, – он действительно помогает нам? Или пытается завести в дебри, из каких мы не выберемся?
– Не думаю, – покачал головой Ренат, хотя эта мысль приходила в голову и ему.
– Он не может дать гарантий… но обязуется сделать всё возможное.
– Скажи ему, что от этого зависит и его жизнь, – с угрозой добавил сержант.
– И наша тоже, – усмехнулся лейтенант Махлин, подмигнув космолётчику из двадцать седьмого века Волгину, начавшему понимать, что происходящее вокруг сном не является.
Они нашли самолёт в километре от посёлка.
Су-35 при падении, как ножом, срезал вершины берёз и сосен на берегу ручья, удачно втиснулся в его песчаное ложе и не взорвался, что спасло лётчика, не успевшего катапультироваться.
Конечно, он был ранен: грудь почти проткнул правый рычаг штурвала, плечо смял лист разорванной обшивки, правая нога была повреждена в лодыжке, – но всё-таки ангел-хранитель, как он мрачно пошутил, не позволил Павлу Степановичу покинуть этот мир.
Артём и сержант с трудом вытащили раненого из кабины, уложили на бугорок мягкого мха в лесу.
– Не надо было меня искать, – прошептал лётчик, не видя, кто его спас. – Оставьте, уходите сами.
– Щас, только об этом и думаем, – огрызнулся Чумак. – Фонарь нужен, осмотреть раны.
– У меня нет, – виновато ответил Артём.
– А-а… это опять вы? – узнал молодого человека Павел Степанович. – Артём? Похоже, вдвоём нам сподручнее воевать.
– До бункера дотянете? – спросил Чумак. – Если мы начнём вас раздевать, бинтовать, уроды нас найдут.
– Дотяну…
– Берём. – Сержант взял лётчика под левую руку, Артём под правую, помогли ему встать, повели меж деревьев к дороге, опоясывающей Брендевку.
Артём хотел задать лётчику вопрос: что с напарником, жив он или нет? – но Чумак опередил его, процедив:
– Тише, не хотелось бы напороться на засаду.
Но им повезло. Если воррихо-солдаты и прятались где-то в темноте, то не решились высунуться и увидеть над собой российские самолёты, и до самой усадьбы Хуснутдиновых спасателям и спасённому никто не встретился. Остановились лишь однажды, заметив мелькнувший над соседней улицей воррихо-вертолёт, сверкающий праздничной иллюминацией, как летящий рекламный аэростат. Где-то у других коттеджей слышались негромкие голоса, позвякивание, шорохи, но вокруг коттеджа с подземным бункером хроноцентра было тихо. Получив отпор, потеряв почти всю свою технику, штурмовики воррихо отступили.
Из дыры в остатках забора выскочил Турчинский, помог донести ослабевшего лётчика до ротонды.
– Что так долго?
– Как получилось, – хрипло выговорил Чумак.
– Лётчик один?
– Один.
– А второй где?
– Улетел на базу, – едва слышно сказал Павел Степанович. – Мобилы у него нету, только лётная рация.
– Хорошо бы с ним связаться.
– Это если мы доберёмся до аэродрома, я говорил с ним с вышки.
– Ладно, разберёмся.
Спустились вниз. Турчинский сделал понятный жест – сжал руку в кулак, ткнул большим пальцем вверх, и Чумак отправился обратно на поверхность в качестве наблюдателя.
В посту управления Эд и Дина присоединились к вернувшимся, уложили Павла Степановича на полу, подсунув под голову мягкий рюкзак, и Дина принялась хлопотать возле раненого, сообщив, что она в институте изучала по ГО основы оказания первой помощи. Артём помогал ей, снял с лётчика окровавленный комбинезон, принёс воды и катон белой ткани, похожей на эластичный бинт; он обнаружил его в столовой центра, где взял и двухлитровый пластет воды.
У Павла Степановича оказалось сломанным ребро, порваны мышцы на плече и на лодыжке, но он крепился, не показывая виду, как ему больно. Остановили кровь, забинтовали, Артём принёс запасной «Ратник», собираясь надеть на раненого, но лётчик потерял сознание, и процедуру одевания пришлось отложить. Дина заботливо укрыла его костюмом, вытерла руки.
– Ему бы в клинику.
– Врачей там всё равно нет, – качнул головой Турчинский.
– Капельницу бы сделали, обезболивающее ввели.
– Авось выживет. Ладно, я наверх. – Турчинский ушёл.
Подскочил Эдуард, не сильно переживающий за судьбу лётчика; у него, как у кошки, светились глаза.
– Знаете, куда я влез?
– Надеюсь, не в… – Артём хотел сказать: «не в дерьмо?» – но перехватил взгляд Дины и закончил, – не в чужой карман?
– В чужой, – ухмыльнулся компьютерщик, – хотя и не в карман. Я хакнул воррихо-сервер, взломавший все наши компьютерные сети. Без перевода было трудновато, но я понял главное: эти уроды подчинили себе все базы данных всех служб, а на базе НЦУО возводят теперь новый центр управления хроносдвигом.
– На базе чего?
– Национального центра управления обороной, его штаб занимает громадное здание на Фрунзенской набережной.
Артём и Дина с одинаковым любопытством посмотрели на компьютерщика, переглянулись. Девушка сморщилась.
– Если это правда…
– Не сомневайтесь, я ещё не сошёл с ума.
– В таком случае наш центр им не нужен?
Артём подёргал себя за ухо.
– Не знаю… но если воррихо уберутся отсюда, мы сможем переправить Павла Степановича в больницу, там хоть можно будет нормально раны обработать и перевязать.
– На чём переправить?
– Захватим воррихо-вертолёт.