взматеревший, Йоська шириной плеч и ростом сильно уступал комиссару.

– А того, как этот Яшик-наташик сбежал с грязными портками, недостаточно? – Бешанов упивался ситуацией.

– С наташиками и портками разбирайтесь сами, гражданин. Ваш мандат? Вы кто вообще такой?

– Вот баба твоя, Жадов, всё уже поняла и потому молчит, – ухмыльнулся Йоська. – А ты, дурашка, всё выделываешься тут… Ну, Костик, покажи ему наш мандат.

Нифонтов неловко, боком, посунулся вперёд, выудив из-за пазухи френча какую-то бумажку.

Комиссар мельком скосил на неё глаза, но только мельком.

– Товарищ начальник штаба, ознакомьтесь, пожалуйста, и доложите.

– Дайте мне мандат, Константин, – негромко сказала Ирина Ивановна. – Дайте, не бойтесь, я не кусаюсь. Кажется, этому вы должны были у меня научиться.

Костик кое-как сунул ей в руки бумагу.

– «Начальнику секретно-исполнительного отдела тов. Бешанову…» – это что ещё за чудо невиданное такое, что за новый отдел?.. И подпись – Лев Троцкий.

– Ну, убедились? А теперь, Жадов или как там тебя, проваливай следом за Яшенькой-наташенькой. Да, и дверь поплотнее закрой. А мы тут пока побеседуем с контрой этой.

Жадов пожал могучими плечами.

– Ну, коль такое дело… и бумага… и подпись Льва Давидовича…

Йоська ухмыльнулся ещё шире. Рот у него был теперь весь полон золотых зубов.

Комиссар шагнул к двери.

Ирина Ивановна вскинула подбородок, рука её нырнула в ридикюль.

А дальше – дальше никто не увидел, как мелькнул пудовый кулак питерского рабочего Михаила Жадова, дравшегося в жизни своей уж никак не меньше даже бедового Йоськи Бешеного.

Получив удар прямо в висок, Йоська отлетел к самой стене, бессмысленно махнул руками, сползая на пол, а комиссар уже сгрёб Костика Нифонтова за лацканы френча, одним движением приподнял над полом, впечатал в захлопнувшуюся дверь, затряс, словно кот крысу.

– Ты, сучонок мелкий, а ну отвечай!..

– Миша! Оставь его.

Ирина Ивановна была бледна, бледнее полотна.

– Оставь. И пошли отсюда. Оружие только забери.

Комиссар повиновался.

– Ну нет, так просто не уйду… – Он быстро и сноровисто связал Костику руки, прикрутил к стулу, заткнул рот тряпками. Не обошёл вниманием и бесчувственного Бешанова. – Посидите здесь, голубчики. Подумайте. – Обернулся к Ирине Ивановне: – А вот теперь идём.

– Не сразу.

Она шагнула к дверям… а потом вдруг резко, порывисто закинула руки Жадову на шею, крепко поцеловав прямо в губы.

– Вот теперь идём.

Товарищ Яша Апфельберг не знал, куда девать глаза и руки.

– Яша, – на удивление спокойно и даже миролюбиво сказала Ирина Ивановна. – Там имело место небольшое недоразумение. Лев Давидович прислал двух каких-то… граждан из некоего «секретно-исполнительного» или что-то в этом роде отдела. Мандат они показали, но там ничего о передаче дел не сказано. Так что ты сможешь продолжать. Только в кабинет мой заходи… не сразу. Часок подожди. Чай попей. У тебя же стоит… самовар горячий? – товарищ Шульц выразительно кивнула на красивую черноволосую секретаршу товарища Апфельберга, испуганно глядевшую на них с комиссаром. – Попроси товарища Сару чаёк тебе заварить, да покрепче. А нам батальон отправлять надо, приказ товарища Троцкого никто не отменял.

– Ага… ага… – мелко закивал Яша. – Не волнуйтесь, Ирина Ивановна, всё исполню. А эти… а этот… Бе-бе-бешанов… у него же глаза…

– Убийцы, – кивнула Ирина Ивановна.

– Но… вы же их не?..

– Конечно не! Что же мы, и в самом деле контра какая? – возмутилась товарищ Шульц. – Я и говорю, недоразумение вышло. По старой, так сказать, памяти. В общем, нам пора, Яша. Пожелай удачи.

– Zol zayn mit mazl[32], – кажется, Яша и в самом деле был искренен. – А только зря вы их не… – добавил он полушёпотом.

Ирина Ивановна только развела руками.

Комиссар, имевший вид совершенно обалдевший и ошалевший, молчал всё это время и отчего-то то и дело касался пальцами собственных губ.

Бывший Николаевский, а ныне Московский вокзал встретил их суетой, настоящим хаосом, в каковой тщетно пытались внести хоть относительное подобие порядка вымотанные стрелки железнодорожной охраны.

Эшелон батальона особого назначения стоял хоть и на запасных путях, но в полной готовности. Теплушки – на сорок человек каждая, вагоны с оружием, боеприпасами, лошадьми, полевыми кухнями, всего не перечислишь. Мощный паровоз – серии V, «Ижица», всё чин чинарём. И даже штабной вагон со всеми удобствами – комендант, похоже, постарался. Сведения о случившемся в ЧК до вокзала ещё явно не дошли.

И отправили их быстро, без промедлений. Колёса застучали на стрелках, бойцы устраивались на нарах, а Ирина Ивановна Шульц стояла, кусая губы, перед закрытой дверью узкого, «половинного» купе – им достался настоящий вагон Академии Генштаба, с большим салоном и целой россыпью мелких спальных отсеков для офицеров.

Стояла, кусала губы, колебалась и была совершенно непохожа сама на себя.

Но вот – минута слабости прошла, одёрнут перешитый на «женскую сторону» китель, и Ирина Ивановна шагнула в коридор.

Разом столкнувшись нос к носу с товарищем комиссаром.

– Идём, – решительно сказала Ирина Ивановна, беря его за локоть.

В салоне было пусто. Командиры рот следовали со своими бойцами, и в штабной вагон должны были явиться только после первой большой остановки, когда всему батальону будет выдана горячая пища.

– Миша, – товарищ Шульц не дала Жадову и рта раскрыть. – Спасибо тебе. От всего сердца и от всей души. Ты не знаешь, что б этот Бешанов со мною бы сделал. Я-то его давно знаю, ещё с Александровского корпуса; уже тогда он моим ученикам дорогу переходил не раз. Отпетый негодяй. Та самая «пена», что к революции примазывается…

– Так я ж что… я ничего… – засмущался Михаил. – Я… не могу, когда тебе грозят или там поносят… того полковника Мельникова помнишь?

– Как забыть, – кивнула Ирина Ивановна. – Вот потому я и сказать хотела… Миша… прости, что я с тобой так, другая б, наверное, давно бы уже и на шею кинулась, и всё остальное… а я вот…

Комиссар с неожиданной нежностью коснулся её щеки – легко-легко, самыми кончиками пальцев, и тотчас убрал руку.

– Да разве ж я не понимаю? Я всё понимаю. Я ж не для того, чтобы ты… чтобы со мной… это ж то же самое «купи-продай»… невелика доблесть – мелкого урку приложить, чтоб место своё знал, чтобы языком своим поганым тебя не бесчестил… знаешь, сколько с такой шпаной дела имел? Ты не думай, я не из таковских… я знаю, с тобой нельзя так… – Он совсем смутился и замолчал.

– Как так? – негромко спросила Ирина Ивановна. На её щеках тоже появился румянец.

– Вкруг ракитового куста венчаться, – выпалил Михаил. – С тобой – только по закону если! Во храме, честь честью. С родительским благословением.