class="p1">До завтра, Ку! Целую тебя, а Сергею скажи, что я просил его погладить по голове от меня.

М.

163. Е. С. Булгаковой. 28 июля 1938 г.

Москва

Днем.

Ку, дорогая! Я не понял твоего ответа насчет здоровья и поэтому дал вторую телеграмму. Твое здоровье в порядке, надеюсь? Ответь — в порядке или нет!

* * *

Сознайся, что ты поручила составление телеграммы коту Бегемоту! Он и устроил головоломку — «здорова»! Нате вам! Что это значит?

* * *

Сегодня буду писать тебе большое письмо. Целую тебя крепко!

Твой М.

164. Е. С. Булгаковой. 30 июля 1938 г.

30 de julio de 1938

Sábado, de día

¡Amiga Elena, es fuerza y vigor del debilitado corazón mío!

Tus cartas y telegramas recibí, gracias. Envío te, querida mía, la carta castellana segunda.

Primeramente la pregunta: si buena, de mí, estáis tú y Sergio siempre rigurosa ni siempre blanda у escoge el medio entre estos dos extremes que en esto está el punto de la discreción.

¡No sois amarrada! Cada día descubro en vos valores que me obligan y fuerzan a que en más os estime.

En cuanto a cuñado y cuñada, piezas, Teatro de Arte, novela, etc.:

¡El artista canta falso y la cuñada también!

¡Dios haga a tí de ventura en lides con cuñada furiosa!

Tu amigo, herido de punta de ausencia.

Miguel.

Перевод: 30 июля 1938 года

Суббота, днем

Друг мой Елена, сила и мощь моего ослабевшего сердца!

Твои письмо и телеграммы получил, благодарю. Посылаю тебе, дорогая, второе свое испанское письмо.

Сначала вопрос: здоровы ли ты и Сережа?

Не будь с ним ни слишком строгой, ни слишком мягкой. Избери середину между двумя этими крайностями, ведь благоразумие — именно в этом.

Не будь скованной. Каждый день открываю в тебе все новые достоинства, которые побуждают и заставляют уважать тебя все больше.

Что до деверя и золовки, пьес, Художественного театра, романа и т. д., то:

Артист фальшиво распевает, а золовка не отстает от него!

Дай Бог тебе удачи в ристалищах с неистовой золовкой!

Твой друг, раненный копьем разлуки.

Мигель.

Милый друг!

Все твои письма получаю и читаю их с нежностью. Не ломай головы над этими испанскими посланиями, мой дорогой Шампольон Младший[1619]!

Отдыхай! И тени, тени больше. Совсем не ходи по солнцу, послушайся меня, друг мой!

Меня ты можешь пожалеть. Здесь кромешный ад. Не только не видно конца жаре, но с каждым днем становится все хуже.

Вечером в открытые окна влетают ночные бабочки, тонут в варенье. За ними какие-то зеленые мушки, которые дохнут на книгах. Настасья с мокрой тряпкой на голове, хнычет. Рассказывает, что в очереди за льдом упал мужчина и еще кто-то. Работать стало трудно. Если бы можно было надеяться, что, приехав куда-нибудь, найдешь номер в гостинице, я хотя на три-четыре дня уехал из Москвы. Ну хоть, скажем, глянуть на море. Но об этом и разговору быть не может.

Дмитриев очень зовет меня навестить его в Ленинграде. И сгоряча я было стал склоняться к этому. Судя по телефонному разговору, у него все вышло худо. А сам он в Москву приехать не может. Но сейчас вижу, что сочетание звезд совсем не для этой поездки. Прежде всего я чувствую себя отвратительно и подвиг этот выполнить не могу — просто физически. И притом целый узел дел может связаться для меня как раз в эти дни. Так что буду бить отбой и продолжать штурмовать «Кихота».

В Москве плохо (вчера пошел в Эрмитаж, ушел через десять минут). Интересно: не встретил ни одного знакомого лица! Потом пошел в ресторан Жургаза, в чем тоже раскаиваюсь. Там, правда, знакомые лица на каждом шагу. Могу их подарить кому-нибудь. А под Москвой, по-моему, еще хуже. Ездил к Федоровым на дачу. Очаровательно, как всегда, встретили меня, но эта подмосковная природа! Задымленные, забросанные бумагой, запыленные дачные места, и это на десятки километров. А купанье! Вспомнил я Дон, песчаное дно!

А эти курятники-дачки! Возвращался, когда солнце уже село, смотрел в окно и грустил, грустил. И особенно остро тебя вспоминал. Вот бы сейчас поговорить с тобой!

Больше писать не в силах, изнемогаю. О S., театре, романе и прочем в следующем письме. Будь бодра, здорова (отчего нет обещанной телеграммы, недоумеваю), целую крепко! Сергея погладь по голове.

Твой М.

Нездоровится — из-за жары, что ли?

165. Е. С. Булгаковой. 31 июля 1938 г.

Москва

Утром.

Дорогая Ку! Ты — молодец! Тебе надо иероглифы читать! Во многом ты ошиблась, но смысл письма и его основа разобраны верно. Я не помню точно текст, а то бы я прислал тебе перевод для сличения. При свидании сличишь.

Беспокоит меня то, что нет телеграммы. Что же это значит? Ну надеюсь, что все благополучно.

Мучает жара. Целую крепко.

Твой М.

166. Е. С. Булгаковой. 31 июля 1938 г.

Mosca, 31 Iuglio 1938

Doménica.

Buon giorno, cara Elena!

Perchè non mi rispondete alia telegramma? Spero ch’ella sia in buona salute! Cosa c’è di rimarcabile a Lebedjan? In Mosca il calore é quasi insopportabile. Non sto troppo bene. Non posso dormire bene quando fa così caldo come adesso.

Faccia i miei complimenti a tua sorella ridente (Ah! Mostro d’inferno!) et non credete già che vi dica il vero. Questa cantante cantava falso!

Arivederci, anima mia!

Vostro sincero amico

M.

Перевод:

Москва, 31 июля 1938

Воскресенье

Здравствуй, дорогая Елена!

Почему Вы не отвечаете мне на телеграмму? Надеюсь, Вы здоровы! Что интересного в Лебедяни? В Москве жара почти невыносимая. Я себя чувствую неважно. Не могу хорошо спать, когда так жарко.

Передай мои комплименты твоей сестре-хохотушке (Ах! Адское чудовище!), и не думайте, будто я говорю вам правду. Эта певица пела фальшиво!

До свидания, душа моя!

Ваш искренний друг

М.[1620]

Дорогая Лю!

Я вижу, что испанским языком тебя не удивишь, поэтому перехожу на итальянский.

Беспокоюсь, что от тебя нет телеграммы. Как ты чувствуешь себя? Надеюсь, что у вас все благополучно?

* * *

Сейчас пришла открытка от 30-го (12 ч. дня). А телеграммы нет!

Фотографии не получал.

Целую тебя!

Твой М.

P. S. Вечером сегодня, когда упадет жара, примусь за театральное письмо. Там будет обо всем, в том числе и о S.

М.

167. Е. С. Булгаковой. 1 августа 1938 г.

Moscow

August, 1st 1938

My clear Helen,