Кортни, главой «Горно-финансовой компании Кортни».

Она увидела, как неожиданно изменилось лицо девушки, как в глазах, которые ей показались наивными и невинными, блеснул неожиданный жесткий огонь.

– В силу профессии я встречаюсь со множеством людей, миссис Кортни.

Тара не ожидала такой враждебности и торопливо попыталась развеять ее.

– Конечно, я понимаю…

– Вы хотите поговорить со мной о вашем муже? Я не могу зря терять время.

Китти подчеркнуто взглянула на свои часы. Это были «ролекс», повернутые на запястье циферблатом внутрь, как у военных.

– Простите, нет. Я не хотела создавать такое впечатление. Я пришла от другого человека, который сам к вам прийти не может.

– Почему? – резко спросила Китти, и Тара изменила свою предыдущую оценку. Несмотря на детскую внешность, девица была жестка и решительна, как любой из знакомых Таре мужчин.

– Во-первых, за ним следит тайная полиция, и, во-вторых, то, что он планирует, незаконно и опасно.

Тара сразу поняла, что подобрала правильные слова и пробудила журналистское чутье Китти.

– Садитесь, миссис Кортни. Хотите кофе?

Она сняла трубку, позвонила в обслуживание номеров и снова повернулась к Таре.

– Теперь рассказывайте. Кто этот загадочный человек?

– Вы, вероятно, никогда о нем не слышали, но скоро его имя узнает весь мир, – сказала Тара. – Это Мозес Гама.

– Мозес Гама, дьявольщина! – воскликнула Китти Годольфин. – Я шесть недель пытаюсь с ним связаться и уже думала, что это просто слухи и что такого человека не существует. Алый первоцвет [243].

– Он существует, – заверила ее Тара.

– Можете устроить мне интервью с ним? – спросила Китти, до того взволнованная, что наклонилась вперед и порывисто схватила Тару за руку. – Это масштаб «Эмми». Он единственный человек в Южной Африке, с которым я действительно хочу поговорить.

– Я могу сделать кое-что получше, – посулила Тара.

* * *

Шаса Кортни решительно намеревался продемонстрировать сыновьям, что богатые белые пригороды Кейптауна и Йоханнесбурга – это еще не вся Африка. Сафари должно было показать им старую Африку, первобытную, древнюю, и помочь детям установить прочную связь с историей и предками, научить их гордиться тем, где они растут, и теми, кто был перед ними.

На это приключение он отвел целых шесть недель – школьные каникулы целиком – и много внимания уделил тщательному планированию и анализу. Дела компании были столь многообразны и сложны, что он не хотел оставлять их даже в надежных руках таких людей, как Дэвид Абрахамс. Строительство шахты на Серебряной реке опережало график, ствол ушел под землю уже на тысячу футов, и сооружение наземных предприятий тоже сильно продвинулось. Кроме того, через три недели к фабрике в Китовом заливе должны были прибыть шесть рыболовных траулеров, а саму консервную фабрику уже спустили на воду в Англии. Происходило очень многое, и излишек проблем мог потребовать его непосредственных решений.

Конечно, Дэвид всегда мог посоветоваться с Сантэн – но в последнее время мать все больше отходила от управления компанией. И можно было ждать слишком многих случайностей, справиться с которыми в силах только сам Шаса. Он взвешивал все это, сопоставляя с тем, что считал необходимым для образования сыновей, понимания ими своего места в Африке и своего наследственного долга и обязанностей, и решил, что нужно рискнуть. В качестве последней предосторожности он составил строгое расписание сафари, оставив копии Дэвиду и Сантэн, так чтобы они точно знали, где он находится в каждый день отсутствия; будет поддерживаться постоянный радиоконтакт с шахтой Х’ани, и самолет сможет за четыре-пять часов долететь до любого его бивака в глубоком буше.

– Если будешь меня отзывать, причина должна быть железобетонная, – мрачно сказал Шаса Дэвиду. – Сейчас, вероятно, единственная возможность в жизни съездить туда вместе с мальчиками.

Они выехали с шахты Х’ани в последнюю неделю мая. Шаса забрал детей из школы на несколько дней раньше, что само по себе привело всех в нужное настроение и обеспечило великолепное начало. С шахты он взял с собой четыре грузовика и многочисленную команду сафари: водителей, лагерных слуг, раздельщиков туш, следопытов, подносчиков ружей и шеф-повара из клуба для специалистов шахты. Конечно, личная охотничья машина Шасы стояла в местных мастерских, находилась в превосходном состоянии и всегда была готова к выезду. Этот армейский джип здешние механики переделали без оглядки на расходы. В нем было все: от дополнительных баков с горючим и стоек для оружия до коротковолнового радиопередатчика, сиденья были покрыты настоящей шкурой зебры, а маскировочная окраска искусно повторяла цвета буша. Мальчики гордо поставили свои «винчестеры» 22-го калибра рядом с большим Шасиным «Холланд энд Холланд магнум» .375 и, одетые для буша в новые защитно-зеленые куртки, забрались в джип. По праву старшего Шон уселся впереди, рядом с отцом, а Майкл и Гарри – сзади, в открытом кузове.

– Кто-нибудь передумал и хочет остаться? – спросил Шаса, заводя мотор. Мальчики серьезно восприняли вопрос и дружно замотали головами, блестя глазами. Бледные от волнения, они не могли говорить.

– Тогда поехали, – сказал Шаса. Джип начал спуск по откосу от здания управления шахты, за ним последовали четыре грузовика.

Охранники в форме раскрыли главные ворота шахты и приветствовали проезжающих широкой ослепительной улыбкой, а люди в кузовах грузовиков затянули традиционную песню сафари:

Плачьте, женщины, сегодня вы будете спать одни, Долгая дорога зовет, мы должны идти…

Их голоса поднимались и падали в вечном африканском ритме, полном обещаний и загадок, величия и свирепости Африки, настраивая на волшебное приключение, навстречу которому Шаса вез сыновей.

Первые два дня они ехали быстро, без остановок, чтобы покинуть местность, опустошенную частыми вторжениями людей с ружьями и четырехколесных машин, где в вельде почти не встретить крупной дичи, и животные, которые попадались на глаза, пасутся небольшими стадами и убегают, едва заслышав гул моторов,