То ли комендант тюрьмы пожалел бедную женщину, немножко чокнутую, но совсем не злую, то ли то было влияние колдовских чар, но мадемуазель де Сент-Альбан была помещена в очень удобную камеру, меблированную кроватью (настоящей кроватью!), столом и креслом.

Более того, узница получила разрешение заказывать еду на воле, как и кондитерские изделия, которые она обожала. И добрая старушка проводила время в поедании конфет и в ожидании скорого освобождения, а оно не могло затянуться надолго, по уверениям мадам герцогини д’Этамп.

Утром того самого дня, когда месье де Монклар решил «попытать» старую женщину, в камеру внесли корзину с фруктами. А так как комендант раз и навсегда отдал приказ тотчас же пропускать любую еду, какая может понравиться мадемуазель де Сент-Альбан, корзина была немедленно принесена узнице.

Главный прево прибыл в Бастилию точно в полдень и объявил коменданту, что намерен немножко допросить мадемуазель де Сент-Альбан.

– Бедная женщина! – пробормотал комендант.

Но сразу же добавил:

– Распоряжайтесь мною, месье граф. Сейчас настало время трапезы мадемуазель де Сент-Альбан. Сомневаюсь, что она будет довольна вашей добавкой к ее блюдам.

После таких слов комендант отдал приказ о приведении в порядок камеры пыток.

Немедленно вызвали специально прикомандированного к Бастилии палача, и он, насвистывая охотничьи сигналы, принялся разжигать огонь.

Тем временем комендант проводил месье де Монклара до камеры узницы.

– Если она захочет говорить сразу, – произнес комендант, бывший своеобразным филантропом, – это убережет ее от необходимости спускаться в камеру пыток. Камера находится в подземелье, и там довольно сыро.

Главный прево наклонил голову, не изволив улыбнуться, что разом заморозило красноречие коменданта. Открыли дверь камеры. Мадемуазель де Сент-Альбан сидела за столом и даже не подняла головы, когда дверь открылась.

– Спит после обеда! – решил комендант.

Он тронул пожилую даму за плечо. Мадемуазель де Сент-Альбан не шевельнулась. Тогда комендант склонился к ней и внимательно посмотрел на узницу. Тут он вскрикнул.

Лицо мадемуазель де Сень-Альбан было белее воска.

– Врача! Скорее! – распорядился он. – Несчастная умирает.

Тогда и Монклар склонился над узницей.

Потом он выпрямился и с холодным металлом в голосе произнес:

– Бесполезно! Мадемуазель де Сент-Альбан мертва…

– Мертва! – глухо отозвался комендант, испуганный внезапно пришедшей мыслью, что его могут сделать ответственным за эту смерть.

– Да, – все так же флегматично процедил Монклар, – она мертва, и пойдемте отсюда… Допрос закончен.

Главный прево безо всякого интереса взглянул на стол. Он заметил корзину с фруктами, и странная улыбка появилась на его тонких губах.

– Какое несчастье! – причитал комендант. – Поверьте, господин главный прево, всё было сделано наилучшим образом, чтобы узница как можно меньше страдала.

– Вот и прекрасные плоды! – строго сказал Монклар, указывая на корзину, стоявшую на столе.

Комендант впился глазами в главного прево, но лицо Монклара было непроницаемым.

– Когда это принесли? – спросил Монклар, указывая на корзину с фруктами.

– Сегодня утром, – сказал один из стражников. – Я был на посту, когда передали корзину.

– И кто ее принес?

– Один молодой человек.

– Смуглый? Взгляд исподлобья? Волосы черны?

– Это его признаки, монсеньер.

«Тит! – определил Монклар. – Ах, мадам д’Этамп! Да с подобным секретом я смогу отвести вас куда захочу!».

Вслух же он проговорил:

– А этот молодой человек не говорил, от кого он принес фрукты для мадемуазель де Сент-Альбан?

– Нет, монсеньор. Он просто передал корзину.

– Никто не ел этих фруктов?

– Нет, монсеньер.

– Месье комендант, – сказал Монклар, – настойчиво рекомендую вам не пробовать этих фруктов.

– Господин граф, – промямлил комендант, – вы полагаете, что…

– Цыц! Я ничего не полагаю, я просто советую вам ликвидировать эти фрукты.

– Отнесите корзину ко мне! Я лично сожгу эти фрукты…

Тюремщик осторожно взял корзину и, не без предосторожностей, унес ее.

Монклар тоже вышел, за ним поспешил комендант, беспрестанно повторявший:

– Бедная женщина!.. Какое несчастье!..

– Да! – буркнул главный прево. – Именно в тот день, когда я собирался допросить ее…

– Любезный граф! – обеспокоился комендант. – Вы же не думаете, что я замешан в это дело?

– Да бросьте вы!.. Вы шутите… Сент-Альбан мертва… Ее надо похоронить, вот и всё!

– Да, вот и всё! – радостно повторил комендант.

Монклар вернулся в Лувр.

«Мадам герцогиня д’Этамп ускользнула от меня!» – признался он себе.

Проходя по коридору перед полуприкрытой дверью, он услышал тихие голоса. Монклар был любопытен по природе; профессия только усилила это свойство его характера. Он осторожно толкнул дверь и просунул голову внутрь.

В глубине комнаты, в оконной нише тихо беседовали двое. Монклар вздрогнул, увидев собеседников: это были герцогиня д’Этамп и Алэ ле Маю, этот младший офицер королевской гвардии, которого мы уже видели в деле.

«Любопытно», – подумал главный прево.

Он осторожно отступил и прислушался. Но каково бы ни было его желание услышать, о чем говорят эти двое, Монклар не мог разобрать ни единого слова. Какие-то движения, шорох шелкового платья герцогини свидетельствовали о конце свидания. Монклар быстро проскользнул по коридору и был уже за поворотом, когда герцогиня вышла из комнаты.

Генеральный прево размышлял: «Какая связь может существовать между этим бедным служакой ле Маю и могущественной герцогиней? Этот человек продаст себя всякому, кто больше даст… Неужели герцогине понадобилось его купить? С какой целью? Этот мошенник не знает угрызений совести. Он способен на всё… Или, скорее, она его уже купила? Но зачем?»

Внезапно главный прево хлопнул себя рукой по лбу и ухмыльнулся:

«Да это же ребенку ясно! – осознал он пришедшую ему в голову мысль. – Ле Маю был сердечным другом старой Сент-Альбан! Теперь я смогу восстановить схему похищения Жилет, будто бы сам при этом присутствовал».

Как только Монклар оказался перед королем, он сказал:

– Сир, мадемуазель де Сент-Альбан внезапно умерла сегодня утром, и я не смог допросить ее, но у меня в руках есть некая личность, знающая, вероятно, столько же, сколько и покойная мадемуазель. И этот некто заговорит.