потеряет! По крайней мере, в саду она может на что-то рассчитывать. Она успеет заставить брата передумать еще до того, как прибудут повстанцы из Схорицы, или хотя бы оградит поместье от тех разрушений, которые сама назвала на Стратафому.

Реа не сомневалась, что Лексос ее поймет, и все наладится.

– Эладо, Лексос, – попросила Реа, стараясь говорить ласково. – Кафрулос, мы…

– Не смей так меня называть! – рявкнул Лексос и швырнул Рею на землю.

Боль пронзила позвоночник подобно пламени, и Реа отползла назад. Осколки разбитых стеклянных цветов впивались в кожу.

Лексос навис над ней. Темный силуэт маячил перед глазами, на фоне бледного утреннего неба. Белая птица за спиной хозяина взмыла в воздух, окутанная первыми солнечными лучами. Сердце Реи екнуло. Она никогда не боялась Лексоса, но прежде он и не смотрел на нее так, словно на муравья, который заполз в его тарелку с завтраком.

– Прости, – пролепетала Реа.

Это слово всегда много значило для детей Аргиросов. Васа перед ними не извинялся, поэтому они часто просили прощения друг у друга и высоко ценили проявленную искренность. Но Лексос не впечатлился.

– Конечно, ты должна чувствовать себя виноватой, – сказал он и наклонился, положив ладонь на ногу сестры. Жест мог показаться дружелюбным, но Лексос настолько крепко сжал пальцы, что можно было не сомневаться: останется синяк. – Реа, я не могу тебе позволить выбрать этот путь.

– Пойдем со мной, – предложила Реа, но он покачал головой.

– Нет ничего дороже семьи, – ответил Лексос, и темные пряди упали на его лоб. – Я уберегу ее и все, чего мы добились.

– Но какой ценой? – Реа приподнялась и обхватила его лицо ладонями, посмотрела на ровный нос, глаза с опущенными уголками. – Какой смысл хранить верность, если не останется никого, кому ты был предан?

Лексос промолчал. Он смотрел на сестру безо всякого выражения, однако в его глазах читалась твердая решимость. Реа часто видела брата таким. Он упрям и кардинально поменяет жизнь сестры без ее согласия и ведома.

– Прощай, кора, – прошептал он и расцеловал Рею в обе щеки.

Пару мгновений она не шевелилась, боясь нарушить тишину перед бурей. Возможно, он действительно готов ее отпустить?

Реа искренне верила, что брат ее простит и даст ей уйти, однако Лексос начал зачитывать погребальную молитву, древнюю, на святом тизакском, – ту самую, что девушка слышала вечерами от отца.

– Афтокос ти криоста, – говорил Лексос. Голос дрогнул, но вскоре звучал все громче: – Та сокомос мо кафотио.

Тизакский стратагиози вытягивал жизнь из человеческого тела. Васа говорил, молитву нельзя использовать подобно стреле, направленной в чужое сердце, но сейчас Лексос, занявший пост ценой убийства, пытался уничтожить Рею словами.

– Фтама! – воскликнула она, с трудом вскакивая на ноги. – Лексос, фтама! Помолчи!

Бесполезно. Он продолжал читать молитву, подражая примеру Васы, зажмурившись, чтобы не смотреть на сестру.

– Афтокос ти криоста, по Реа Аргирос. Та сокомос мо кафотио.

– Ничего не получится, – сказала Реа, сжимая в пальцах его запятнанную кровью рубашку. – Не сработает, Лексос.

Девушка подняла взгляд и увидела безумный блеск в глазах брата, тот же самый, что и в тот день, когда они пытались сбежать из дома, оседлав лошадь. Он добьется того, чего не сумел сделать Васа. Матагиос прогнется под волю Лексоса, как и мир вокруг.

Реа чувствовала, как в груди нарастает паника. Дыхание вновь участилось, а потом все стало каким-то незначительным, и душу окутало мерцающее спокойствие, зыбкое, как падающий снег. Реа была уверена, что скоро умрет. Уже нет смысла сопротивляться.

Реа прежде не видела, чтобы человека вот так убивали. Не знала, что бывает, когда погребальная молитва Васы извлекает искру жизни из плоти, словно яд из раны. Не представляла, испытает ли она боль. Девушка посмотрела на свои ладони, осторожно согнула пальцы. Пока ничего не происходило, но лицо Лексоса мучительно перекосилось, и он задрожал.

Это было вовсе не обязательно, но Реа понимала: брат старается подарить ей мирную смерть. Не вонзить кинжал меж ребер, а проявить милость. Она сделала бы для него то же самое, будь у нее возможность. Так они выражали любовь.

– Афтокос ти криоста, – договорил Лексос и хрипло выдохнул. – Та сокомос мо кафотио. – Последняя фраза прозвучала в тишине, разнеслась эхом по маленькому саду.

Реа затаила дыхание, готовая к тому, что сейчас онемеют руки и ноги. Ничего страшного, если последнее, что она увидит, будет сад, сверкающий стеклом и металлом, и лицо брата, до сих пор любимого. Она сделала то, что было в ее силах, и примет смерть так благородно, как только сможет.

Однако смерть не пришла. Лексос распахнул глаза, и в них мелькнуло удивление. Сестра стояла перед ним, и кровь стекала с ее пальцев, с порезанных стеклянными цветами ладоней.

Реа слышала биение собственного сердца, чувствовала дуновение ветерка на коже. Она не умерла. И чувствовала себя живой как никогда.

Глава 38

Александрос

Реа растерялась. Она стояла напротив, живая, будто и не прозвучало никакой молитвы за упокой. Лексосу стоило огромных усилий выдавить из себя убийственные слова, и все ради полного провала? Неужели он допустил ошибку? Или Васа забыл научить его важной части ритуала? Конечно, юноша знал, что матагиос не полагается использовать подобным образом, но теперь он стал стратагиози, значит, сила должна подчиняться ему, а правила должны меняться по его велению.

Реа резко вдохнула, взгляды близнецов встретились. Молитва не сработала, и неважно, почему. Теперь Лексосу придется до конца дней своих смотреть в лицо сестре, которую он попытался убить.

– Реа? – неуверенно позвал он, отчаянно надеясь, что она уже простила его, да и вообще передумала. – Кафрула…

– Сюда нельзя заходить без меня, – прозвучал знакомый голос, раздавшийся возле арки.

Лексос вздрогнул и отшатнулся. За плечом Реи уже стоял Ницос, взъерошенный и сердитый, с наброшенным на локоть фартуком и фонарем в руке, сияющим на фоне бледного рассветного неба.

– Почему ты здесь так рано? – спросил Лексос, но брат не ответил и нахмурился, окидывая взглядом разбитые цветы и неглубокую могилу под вишней, где лежал труп Васы.

Ницос закусил губу, явно продумывая множество вариантов решения возникшей проблемы. Лексосу было знакомо это выражение, оно часто появлялось на лице младшего брата, еще в детстве, с тех пор, как он научился создавать нечто целое из деталей.

– Ницос, эладо, – добавил Лексос.

– Да-да, – отмахнулся тот и склонился над расколотым папоротником. – Погоди минуту.

Несмотря на то, что мгновение назад близнецы были готовы убить друг друга, они обменялись осуждающими взглядами, возмущаясь, как брат тянет время, отодвигая неизбежный разговор. Все-таки привычки