Жили они здесь больше ста лет, а когда руки Москвы дотянулись до сих мест и казаки на Воскресенской горе стали строить город, новгородцы ушли оттуда, предав огню всё, что они там построили.

Куда ушли они? В некоторых рукописях пишется, что переселились в безлюдные Саянские горы.

Григорию давно хотелось проверить, правда ли то, что печорским монахом писано?

Изрядно ободравшись о ветки и колючки, путники взошли на вершину мыса. Трудно было здесь разобрать и следы горельника. Ведь очень много лет прошло. Вырос подрост, кустарники и травы заполонили все склоны.

Что надеялся отыскать на холме этом Григорий, он сам не знал, но верил в свое счастье. Если богатые люди там жили, то наверняка что-то и в земле зарыли. Многие богатые так делают, прячут денежки на черный день, на детей, а то и просто от алчности своей. Григорий денег никогда не копил. Он жил, как пел. Ему хотелось жить весело, вот и все, а деньги давали веселье.

— Нет ничего! — сказал, оглядывая вершину холма, Бадубайка. — Даже шайтанов нет!

Между тем над миром взошла полная луна. Григорий достал из кисета перстень, в который был вправлен камень-магнит. И трижды прочитал заклинание на индийском языке. Что читал — сам не понимал. Но камень-магнит тотчас оказал свое действие. Григорий увидел под луной явственно выступающий рукодельный холмик.

— Копайте здесь! — приказал он спутникам, да и сам взялся за лопату.

Комья земли образовали уже изрядную горку, когда лопаты уперлись в нечто твердое.

— Тащите наверх! — сказал Григорий, приподняв край тяжелого деревянного сундука. Потные, с бьющимися сердцами, и мужики, и Устинья с Дашуткой потянули сундук за ручку медную к себе.

Григорий оглядел добычу. Странный был сундук, рублен с одной колоды. Кован медью. Он поддел крышку, и все замерли.

В свете луны в сундуке лежала заколдованная красавица, она была внутри янтарного стекла. Как она туда попала? Синий свет луны мерцал в этом стекле таинственно и чудно.

— Факел! — сказал Григорий. И Томас тотчас подал ему зажженный факел.

— Это девочка, — сказал Григорий, — это новгородская девчушка. Прости, ангелочек, что мы потревожили твой сон. Не тебя, мы, грешники, искали!

И Подрез стал читать приличные для такого случая молитвы. Девочка лежала как живая, у нее были русые косы, белое платье было с золотой расшивой, тканевый венчик, с молитвой на нем, тоже был расшит золотом. На груди была иконка, а в правой руке — молитвенный свиток.

— Почему же она в янтаре? — шепотом спросила Устинья, которая плакала от страха, от жалости к девочке и от холода ночи.

— То не янтарь, то пчелиный мед, — пояснил Григорий, — они залили свою ненаглядную бедняжку медом. Потому и нетленна. Невинное дитя. А мы-то аспиды. Давайте положим его обратно.

Аккуратно закрыв крышку, опустили гробовой сундук на место и закидали землей.

— Завтра же закажу мастеру крест с голбецом, как будет готов, поставим здесь, устроим икону с лампадкой, да будем девочку навещать, родичей у нее здесь нет, — сказал Плещеев.

Медленно спускались они с Толстого мыса по тропе, которую сами же протоптали.

Григорий взглядывал на полную луну. Висит светило ни на чем в воздухе, отражает свет солнца. Тусклый и сияющий свет, похожий на лезвие ножа, на потустороннее оконце, заглянуть в которое никому из смертных не дано.

В свете луны бродят привидения по старинным замкам в западных землях. А в Сибири для тех привидений рыцарских холодно, здесь живут свои неведомые духи, которых ни один мудрец не разберет.

Люди многому научились и многое узнали. Они приручили зверей, и кормятся от них, и ездят на них, и возят. Они ставят города, которые превосходят многолюдством Содом и Гоморру, и наполнены эти города искусно сделанными вещами. Люди строят суда и преодолевают на них не только великие реки, но и моря, и океаны. Но никогда не смогут разгадать они тайн, загаданных Богом. Почему с неба падают звезды? Почему нам отпущен такой, а не иной век? Почему народы борются и смещаются, кто на юг, кто на север? Какой в этой борьбе и в этом движении смысл?

Зачем Москва потеснила сюда новгородцев, а они обронили здесь малое свое семечко, которое уже никогда не даст всхода? Куда вообще устремляются люди во времени, продолжая свой род? Где начало этой цепи и где будет конец ее?

Знал Григорий, что на все это нет никакого ответа, но не думать об этом не мог.

В 1647 году стало известно, что дядюшка Подреза Левонтий Плещеев своим изветом сместил нарымского воеводу, а сам был возвращен в Москву да еще, вдобавок, назначен там судьей Земского приказа. Это все значило, что Левонтий вошел в государстве в число первых людей. Григорий подумал тогда: не найден клад, да рука в Москве получше любого клада.

И вскоре эта мысль подтвердилась. Пришел из Москвы указ поверстать Григория Плещеева в государственную службу, сразу — в дети боярские!

Теперь Григорию бояться было некого. Можно жить не таясь. Прощай слобода! В Томском — два дома, надо там вести порядок. Устинья погрустнела и все спрашивала:

— Гриш, меня в Томский возьмешь? А в Москву потом?..

— Ты мужняя жена! — был неизменный ответ. И тогда Устинья решилась. Когда однажды утром Семка потребовал:

— Подай похмелье!

Она подала ему не соленую капусту и квашеные огурцы, что и звалось тогда у томичей похмельем, а стакан хлебного вина, предварительно всыпав в него воровского порошка, да еще дала ухи, в которую всыпала тот же порошок.

Семен был обрадован такой доброй переменой в поведении женки, раньше она никогда сама ему вина не предлагала, наоборот, норовила отобрать стакан с вином.

Выпив и закусив, он пришел в хорошее настроение, но вскоре его стало тошнить, казалось, что вывернет всего наружу, после он катался по полу, схватившись за живот, потом захрипел, и помер.

Перед отъездом в Томский Устька была на исповеди. И перед лицом икон, свечей и всего благостного церковного убранства не могла солгать она, когда поп Ипат спросил:

— Нет ли за тобой еще каких грехов, дочь моя? Покайся!..

Григорий тогда с Бадубайкой и Томасом был уже в Томском. В доме в Нижнем посаде нашли они непорядок. Девятка Халдеев сообщил, что кто-то наведывался в пустующий дом. Может, нечистая сила. Никак не поймаешь никого, не увидишь, но дом разграблен.

Оказалось, что в доме и оконные рамки повытащены, и двери сняты, и полы ободраны. И даже круглую винтовую лестницу, что вела в верхнюю светлицу, кто-то отодрал и утащил.

Григорий достал индийский перстень с камнем-магнитом. Читал заклинания, дул в отверстия перстня, а потом сказал:

— Идите к Еремею Безухому и набейте рожу, магнит показал, что мой пустой дом ограбил он.