видеть фотографии покойной жены по всему дому, о том, что иногда он физически находится с ней, а мысленно — где-то далеко. Ввязалась первая во всё она, а он лишь согласился.

— Ты играешь с моей головой снова и снова, Тереза. — Мужчина повернулся всем телом.

— Забудь, — нелепая улыбка скользнула по губам и тут же пропала, — Отложим мой переезд обратно домой на неопределённый срок и лучше поговорим о завтраке. Твоя домработница приготовила уже что-то.

Ответа сразу не последовало, ведь Гарри не оказался глупцом или слепым, чтобы не заметить изменение во взгляде серых глаз. Но она быстрее и быстрее ускользала из его подстерегающих рук. Сейчас перед ним сидела обычная Тереза. Маниакальность испарилась. Недопонимание исчезло. Страх ушёл.

— Гарри? — как ни в чём не бывало воззвала к его рассудку, — Идём завтракать?

Встала с кровати и направилась к двери, поглядывая временами на него.

— Ты плохо себя чувствуешь? — остановилась около двери.

— Нет, — опомнился как раз вовремя, — Пойдём завтракать.

Тереза нуждалась в разговоре по душам, но, видимо, придётся довольствоваться воспоминаниями о том, который состоялся у них однажды. Та игра в десять вопросов сейчас бы решила всё, но они молча направлялись в большую просторную гостиную, совмещённую с кухней и столовой. Ханну уже усаживала Эмили в детский стульчик, а та капризничала и просила усадить, как взрослую.

— Ты можешь идти, спасибо. — Гарольд сел на чёрный стул.

— Не хочу тут сидеть! — уже с утра концентрация капризов Ханны зашкаливала.

— Почему ты себя так ведёшь? — отец был крайне строг с дочерью.

— Тереза вчера разрешила сесть на стул, помогала есть… — в этом тоне голоса определённо слышалась обида за несправедливость.

Мужчина повернул головой и одним взглядом спросил, правда ли это, на что девушка лишь поджала губы, как бы говоря: «А разве я могла отказать?».

— Нельзя капризничать по любому поводу, надо слушаться взрослых. Видишь, стол высокий, а ты ещё не подросла, — он был таким рассудительным.

— Хорошо, — никуда капризы и обиды не ушли, Ханна лишь опустила глаза на тарелку с едой и взялась за ложку. Сердце Терезы разрывалось, она же такая крошечка…

— У тебя есть на сегодня какие-нибудь планы? — зелёные глаза оторвались от дочери и переместились на не менее важную персону за столом.

— Снова поеду на курсы, подготовка к экзаменам идёт полным ходом, — разрезая блинчики, девушка расплылась в доброй улыбке.

— Будешь дома примерно, как вчера?

— Немного раньше: домой заезжать не буду, а то бабушка в этот раз не отпустит.

Тишину в комнате разорвали неприятные звуки. Время стройки соседнего здания как раз начались. Две пары глаз переместились на окно, но девушка сразу же отмахнулась от назойливого звука.

— Как она отреагировала на твой переезд? — Гарри продолжал нервно буравить взглядом окно, перемещая глаза то на огромный кран, то на крошечных рабочих.

— Спокойнее, чем я ожидала. Хотя переезд временный, — пожала плечами.

— А что, если не временный? — решил тут же огорошить Терезу. Та чуть не поперхнулась.

— То есть? — всё, что могла проговорить.

— Ты могла бы переехать ко мне на подольше, я тебя не гоню и не хочу, чтобы ты уезжала. — Он вновь бросил взгляд на соседнее здание.

— Это так неожиданно… — поёжилась на стуле.

Изумруды обратились уже ненавистно к окну. Да сколько можно шуметь? И это даже при закрытых окнах! Вибрация барабанной перепонки превращалась в раздражающую боль, которая от ушей мчалась к голове, затем к глазам и продолжала распространяться по телу. Гарри прижал губы к стакану с прохладной водой.

— Почему это неожиданно? — не переводя глаза с высотки, спросил мужчина.

— Мне казалось, в отношениях должно пройти огромное количество времени перед совместным проживанием… — неловко ответила, пряча глаза в тарелки.

— А это точно всё, что тебя волнует? Потому что мне кажется, причина кроется в другом.

Конечно, Тереза не хотела затрагивать тему будущего, когда завтрашний день непонятен, но мысли всё равно время от времени уносили её с мечтами. Перед сном она обдумывала, кем станет через лет десять, а ответа пока не было. В идеале хотелось остаться с Гарри, сыграть свадьбу, завести детей, но жизнь поворачивается каждый раз под новым углом, а времени на приспособление выделяется не так много.

— Когда мама выздоровеет, и все деньги не будут уходить на лечение, я бы хотела поступить в университет и поучиться на факультете культуры и рисования.

— Ты выбрала Калифорнийский?

— Нью-Йоркский.

За столом образовалась почти тишина, если не считать монолог Ханны, которая уже перестала кушать, а просто-напросто играла с едой. Зелёные глаза, раздражённые видом на грёбаную строящуюся высотку, переместились на девушку. От холода она передёрнула плечами, не совсем понимая причину.

— То есть ты решила переехать в Нью-Йорк? — голос злой.

— Не факт, что я поступлю, там довольно высокий конкурс.

— Но этот факт остаётся фактом: ты приняла решение и даже ничего не сказала мне.

— Ты злишься? — аккуратно спросила, не имея возможности увидеть в глазах ответное понимание. Казалось, всё перечеркнуло её решение с поступлением.

— Я тоже хочу злиться! — радостно прокричала Ханна, но никто даже взгляд не перевёл.

— Я вне себя. — Грубо отозвался, рука потянулась к салфетке на коленях, схватила её и сбросила на пол. Квартиру трясло не только от гнева, но и от звуков бросающего металла, от сверлящих перфораторов, — Сколько можно шуметь?

Не прошло и пяти минут его спокойствия, он просто резко встал со стула и бросил гневный взгляд сначала на девушку, которая сжималась на стуле, и была перепуганная происходящим, а затем на будущую роскошную высотку.

— Гарри, я не думала, что это может тебя расстроить. — Мягкость не сработала.

— Это меня и не расстроило, а разгневало. О каком совместном сожительстве можно вообще говорить? Ты через три месяца собиралась уехать в Нью-Йорк. Окей, — он вёл себя так эмоционально, что совсем не сходилось с образом хладнокровного, рассудительного, скрытного и отрешённого мужчины, — Тебе пора на курсы! — в глазах появился полный пофигизм к ситуации.

Ступая босыми ногами по деревянному полу, Гарри направился обратно в спальню. Почти толком нетронутый завтрак остался на столе. Ханна продолжала улыбаться во все свои молочные зубы. Дверь в комнату закрылась. Тереза непонимающе выдохнула. Аппетит пропал взаимно. Но бежать за ним следом не хотелось. Продолжение разговора на повышенных тонах ни к чему не приведёт. И девушка снисходительно отнеслась ко всей ситуации. Возможно такое переменчивое настроение, вспыльчивость присущи всем нервно неустойчивым наркоманам в прошлом. Завязка не может быть такой простой, как её описывают все доктора-консультанты на своих сайтах. Она не была слабачкой, но была понимающей.

Когда с завтраком было окончательно