Биопсихология как основа социологии

Современный студент-психолог, а часто и преподаватель психологии, ничего не знают о биопсихологии. Многие просто не слышали такого слова. Да и откуда? В учебниках и словарях она больше не поминается. А если и поминается, то так, что надо догадываться, о чем идет речь.

К примеру, С.Головин в «Словаре практического психолога» поместил такую статью:

«Биопсихология эволюционная – иногда под этим названием объединяются психология сравнительная и зоопсихология».

У него это определение бездумно передрали в свой словарь Копорулина, Смирнова и Гордеева. Вот, пожалуй, и все, что можно разыскать о биопсихологии в общих изданиях. Да и в учебниках истории психологии эта наука рассматривается как бы походя, скорее, как часть более важных деяний психологического сообщества.

Между тем, биопсихология была отражением важнейшей битвы психологов за место в иерархии наук. И начинается ее история в то же время, когда зарождается социология. И лишь в самом начале эти науки развиваются самостоятельно, но уже со времен дарвинизма они начинают ощущать взаимную тягу друг к другу. Вот почему я вынужден сделать биопсихологическое отступление внутри отступления социологического.

Воспользуюсь рассказом Михаила Ярошевского из его «Истории психологии». Обратите внимание, что он даже не замечает, как объясняет «выделение психологии в самостоятельную науку» тем, что она попала в зависимость от физиологии, утеряв и свою самостоятельность и даже свой собственный предмет.

«Выделение психологии в самостоятельную науку было подготовлено крупными успехами опытного и детерминистского исследования природных явлений.

В середине прошлого века в физиологии произошел великий переворот. По словам русского физиолога Н.Е.Введенского, “виталистическое воззрение, тормозившее почти два столетия прогресс научных исследований, было вытолкнуто из физиологии”.

Переворот был подготовлен рядом открытий, среди которых первым нужно поставить распространение закона сохранения энергии на живую природу. Осуществленный Ф.Велером в 1824 году синтез мочевины разрушил представление о принципиальном различии между органической и неорганической природой.

Идея о том, что живое тело представляет собой физико-химическую среду, где указанный закон выполняется неотступно, в корне подрывала витализм. Рушилось мнение об организме как замкнутой “монаде”, существующей и развивающейся за счет собственных внутренних сил. Доказывалось, что он черпает энергию извне и в нем самом нет ничего, кроме превращений различных видов энергий» (Ярошевский, История, с. 193).

Что касается «виталистского воззрения», которое было преодолено, то поясню выдержкой из сталинского «Краткого философского словаря»: «Витализм – идеалистическое направление в биологии, объясняющее жизненные процессы наличием в живом организме особой “жизненной силы” (vis vitalis). Виталисты утверждают, что органическая природа отделена глубокой пропастью от неорганической природы…»

Думаю, не многие из прочитавших эти строки понимают, насколько страшными были последствия этого биологического открытия. Психология, как наука о душе, была убита, а ее место заняла физиология высшей нервной деятельности, ставшая той самой наукой о душе без души. Сделали это молодые и опьяненные верой, словно исламские террористы, физиологи, а психологи радостно легли в позу подчинения перед доминирующими особями, говоря на языке зоопсихологии. Как вы знаете, такими способами звериная стая распределяет места в своей внутренней иерархии.

«Принцип неуничтожимости энергии стимулировал стремительный расцвет физиологических исследований. По словам историка биологии Норденшелда, в то время “торопились к возможно большему числу органических явлений применить новое понимание, которое приводило все феномены бытия, как одушевленного, так и неодушевленного, в одну единую простую и ясную причинную связь и которое возбуждало надежды, что и сложнейшие жизненные проявления можно будет свести к простым, применимым в физике и химии объяснительным принципам”» (Там же).

Любопытно, осознавали ли Норденшелд и Ярошевский, что, говоря об одушевленном и неодушевленном, они говорят о наличии души? Но да бог с ними. А вот у отцов физиологического переворота в психологии – душ, возможно, не было совсем. Я уже приводил этот рассказ Ярошевского о знаменитой клятве на крови учителей нашего великого физио-психолога Сеченова, но приведу еще раз, чтобы теперь сделать понятным то, что происходило в социологии.

«В 40-х годах группа молодых учеников виталистски ориентированного И.Мюллера дала в противовес своему учителю торжественную клятву (подписав ее собственной кровью) объяснять все явления живой природы исключительно в категориях физики и химии. Эти ученики (среди них были Гельмгольц и Дюбуа-Реймон – будущие корифеи физиологии XIX века) образовали “незримый колледж”, вошедший в историю под именем “физико-химической школы”…

Вожди этой школы— Гельмгольц, Дюбуа-Реймон, Карл Людвиг, Брюкке и другие – были учителями и вдохновителями тех, кто в последующий период сделал психологию опытной наукой» (Там же, с. 193–194).

Но это не все последствия великого синтеза мочевины. Не менее ужасающим был этот синтез и для социологии, которая родилась в итоге анализа, то есть разложения психологии, проделанного в то же время Контом. Но о социологии Конта надо рассказывать отдельно, поэтому продолжу рассказ о биопсихологии.

Террористы-физиологи очень много сделали для того, чтобы современная психология обрела свое лицо. К примеру, именно ими были заложены основы главной пытки, которой подвергают сегодня студентов психфаков: начиная с вступительных экзаменов, их почему-то мучают биологией и математикой, одновременно вытравливая из их сознания память о том, что психология была частью философии.

«Физико-математический подход к органическим явлениям, который культивировала новая школа, создал предпосылки для приложения экспериментальных и математических методов к анализу нервно-психических актов» (Там же, с. 194).

Однако психология – это все-таки наука о душе, и тут сама природа вставила физиологам непреодолимую запятую. Этого не мог не признать даже марксистский историк психологии, для которого души тоже не существовало:

«Всеобщие законы природы, сохраняя свою непреложность по отношению к объектам качественно иным, чем неорганические тела, приобретают на биологическом уровне специфический образ действия. Законы нервно-психической деятельности поэтому не могут быть непосредственно дедуцированы из физико- химических.

Между тем Гельмгольц, Дюбуа-Реймон и их соратники не видели другой возможности, кроме прямой дедукции. И поскольку она не удавалась в силу своеобразия самого объекта, они пришли к неутешительному для детерминизма выводу о невозможности объяснить сознание материальными причинами» (Там же).

Иными словами, учителя тех, кто, подобно Сеченову, громил науку о душе, требуя отдать ее на растерзание физиологам и биологам, расписались в неудаче: они были не правы в выборе своего пути! Это нисколько не смутило остальное сообщество – уж очень хотелось сидеть у ног царицы наук Физики.

Поэтому никто из последователей просто не обратил внимания на этот «отрицательный результат», то есть на дорожный знак, кричащий: здесь пути нет, тупик! Все изобразили слепых, глухих и отмороженных и продолжили поиск. Не истины, конечно, а способа, как же подобраться к тому, чтобы занять лучшее место в стае.

И вот свершилось: французский физиолог Клод Бернар «выдвинул идею о