карьере. Его память добавляла немало подробностей в его показания о кадровой политике и моральном климате в ГРУ, о самом Изотове, с помощью которого он, к большому удивлению следователя, ожидал назначения на должность начальника оперативного управления — Второго или Третьего, — надеясь таким образом дослужиться до звания генерал-лейтенанта.

Лукаво улыбаясь этому бесхитростному желанию допрашиваемого, Духанин сделал последнюю запись, закурил и, подавая Полякову протокол допроса на подпись, объявил:

— Встретимся через два дня. За это время вы должны вспомнить все о своих контактах с американскими дипломатами, что передавали им, где встречались с ними и какие задания получали от них…

* * *

На последующих допросах Поляков подробно рассказал о своем сотрудничестве в Бирме с американскими разведчиками Джеймсом Флинтом и Алвином Капустой, работавшими «под крышей» посольства США в Рангуне. К тому времени между допрашиваемым и следователем был установлен хороший психологический контакт, основанный на полном доверии друг к другу. В часы ночных бдений генерал-шпион с трудом преодолевал происходивший в нем перелом иудина греха: уж очень не хотелось ему признавать, что за свое многолетнее предательство он не заслужил права на жизнь. Невзирая на это, он вел себя всегда достойно, не унижался и не лебезил перед следователем и ни о чем не просил его. За прошедшие одиннадцать месяцев почти каждодневных допросов и нахождения в следственном изоляторе следователь Духанин стал тем единственным человеком, которому доверялось все личное и советы которого были очень важны для него.

Понимая, что поставил на карту судьбу своей семьи, Поляков глубоко переживал не за себя, а за жену и сыновей [104]. Мучительно ожидая завершения бесконечно монотонного процесса следствия, он уже психологически устал от подневольной жизни, какой и врагу не пожелаешь. Выбитый из привычной жизненной колеи, он опирался теперь только на внутреннюю убежденность в правоте своей измены Родине и на силу своего властного и мстительного характера. Видя его полную опустошенность и страдания от любви к родным и близким, о которых Поляков иногда вспоминал в процессе допросов, следователь в душе сочувствовал ему и не раз предлагал встретиться с женой и сыновьями в Лефортовском изоляторе. Однако арестованный каждый раз отказывался от свидания:

— С какими глазами я появлюсь перед ними, что буду говорить им?! Я же разрушил не только свою жизнь, но и их судьбы. Нет, Александр Сергеевич, не надо пригвождать меня к позорному столбу перед ними!

И хотя Духанин в процессе многомесячного расследования узнал многое о Полякове, однако до конца разобраться во внутреннем мире генерала военной разведки ему было нелегко. Даже те офицеры, которые знали Полякова долгие годы, не могли понять, что он за человек, а раскусить его за одиннадцать месяцев допросов уж тем более было невозможно.

По истечении еще двух месяцев допросов Духанин почувствовал, что Поляков ведет себя более откровенно. Но, несмотря на это, почти все его показания, особенно наиболее важные, тщательно исследовались и перепроверялись сотрудниками контрразведывательных подразделений КГБ и оперативно-следственной группы. И делалось это не потому, что Духанин подозревал генерала во лжи или в манипулировании фактами. Все дело в том, что через двадцать пять лет Поляков мог, конечно, что-то и забыть или даже внести путаницу в давно произошедшие события. Кстати, это случалось иногда, несмотря на то что Поляков обладал феноменальной памятью. Поэтому и самому Духанину приходилось что-что уточнять, возвращаясь к ранее данным показаниям:

— Неделю назад вы сообщили, что в Бирме вами был выдан агент ГРУ Джек Данлап [105], имевший псевдоним Дарк. Что завербован он был подполковником Мантровым. Осмотром дел оперативной переписки было установлено, что ваши показания относительно Дарка неточны. К работе с ним подполковник Мантров никакого отношения не имел. Его агентом был сотрудник ФБР Дан Драммонд. Что вы можете показать относительно этого несоответствия?

Поляков: Я действительно ошибся в своем прежнем показании. Фактически дело обстояло следующим образом. Работая в Центре в качестве куратора вашингтонской резидентуры ГРУ, я имел по долгу службы доступ и к личному делу Дарка. Он поставлял нам ценные сведения о дислокации Вооруженных сил США и о планах Североатлантического комитета; о средствах радиотехнической разведки США, Англии и Канады; о результатах перехвата радиосетей Вооруженных сил СССР. Особенно высоко оценивалась его информация, касавшаяся пролетов американских самолетов-шпионов над территорией СССР. Поступали от него и другие важные разведсведения. Провал Дарка произошел только по вине главы советского правительства Никиты Хрущёва во время его визита в Соединенные Штаты Америки. Перед поездкой туда Хрущёв получил от нас достоверные сведения о запланированных новых полетах американских разведывательных самолетов над СССР. Речь шла о намерении США послать шпионский самолет «У-2» в воздушные пространства Советского Союза с целью обнаружения местонахождения наших радиолокационных установок ПВО на Кавказе. Рассердившись, Хрущёв пригласил к себе посла США в Москве и в беседе с ним предупредил, что нам известно о замышляемых американцами новых провокационных акциях. И если полеты не будут отменены, то мы накажем США точно таким же образом. О существе беседы Хрущёва с американским послом знал крайне ограниченный круг лиц. Приехав в Америку для участия в работе Генеральной Ассамблеи ООН, Никита Сергеевич встретился в Вашингтоне с военным атташе генерал-майором Родионовым. Родионов попросил Хрущёва не разглашатьна заседании Ассамблеи ООН сведения, полученные агентурным путем. Но Хрущёв, будучи человеком упрямым, болтливым и вспыльчивым, разгласил тогда секретную информацию, поступившую к нам от агента Дарка. Никита Сергеевич прямо заявил, что получил достоверные сведения о том, что США запланировали разведывательный полет в район Черноморского побережья Кавказа, и что он дал уже указания сбить его. Естественно, что после всего этого ФБР бросилось искать виновника утечки сверхсекретной информации. Как рассказывал мне потом капитан второго ранга Осипов, у которого одно время был на связи Дарк, ФБР после визита Хрущёва начало выяснять через налоговое ведомство, откуда появились у него крупные денежные средства для покупки «ягуара», двух «кадиллаков» и большой крейсерской яхты. Поняв, что попал в поле зрения контрразведки и что его вот-вот арестуют, Дарк покончил жизнь самоубийством летом 1963 года.

Духанин: А какие показания вы можете дать о сотруднике ФБР Дане Драммонде, работавшем на вашу военную разведку?

П.: Драммонд передавал Мантрову сведения о работе ФБР против работников советских учреждений в Вашингтоне. Между прочим, именно с появлением на связи у Мантрова этого агента для меня возникла реальная опасность провала, поскольку Дарк мог сообщить Мантрову о моем сотрудничестве с американцами.

Д.: Осмотром дел оперативной переписки рангунской резидентуры ГРУ с Центром установлено, что в своем отчете от 19 апреля