Завершала мое ознакомление с основами некоторых из мировых религий сама госпожа Одо. С её помощью я стал погружаться в ведическую культуру, на которую в мире периодически возникает мода, как, впрочем, и на еврейскую премудрость — Каббалу.

Сложное впечатление осталось лично у меня от знакомства с Ведами.

Во-первых, выяснилось, что известное нам Откровение — только примерно четвёртая часть первоначальных текстов Вед, то есть священных гимнов, записанных на санскрите, и, как считают, принесённых в Индию кочевыми индоевропейскими племенами ариев, иногда называемых арийцами, что неверно, ещё за несколько сотен лет до нашей эры. Остальную, большую часть Вед, закрыли от много согрешивших людей, то есть представителей предшествовавших нашей Коренных рас, боги в конце «золотого века». Не надо только забывать, что души многих из нас, души «в возрасте», наиболее «старые» по возрасту, воплощавшиеся и во времена легендарные, до начала истории нашей цивилизации, были в телах тех наших предшественников.

Во-вторых, Веды и ведать, то есть знать, — одного корня. Замечено до меня, хотя и поздновато, потому что среди английских историков тоже был свой «Уолтер Джиббс». Звали его Джеймс Милль. Жил он в восемнадцатом-девятнадцатом веках в Лондоне и никогда в Индии не бывал. Он и посчитал древнейшие литературные памятники Индии сказками, повествующими о самых чудовищных предрассудках и суевериях отсталых нецивилизованных азиатов. По его мнению, настоящая история великой страны началась с прихода в Индию представителей европейской цивилизации, в особенности британцев, принесших на штыках настоящую культуру, которой до этого невежественная неевропейская страна была лишена. Он сумел надолго помешать системному научному исследованию Индии, поскольку яростно нападал не только на историю страны, о которой, по сути, понятия не имел, но и на тех учёных-востоковедов, кто пытался добросовестно и квалифицированно подойти к её изучению. И немало в том преуспел.

Думается, что и о России тогдашние европейские «спецы» знали не больше, чем об Индии, считая уже русский язык неимоверно сложным для изучения и зная о российской действительности, в лучшем случае, понаслышке, через третьи руки, от соотечественников, побывавших в России. Санскрит тоже показался им очень сложным. Знак равенства, таким образом ставился ими не между сутью предметов, которые оба заслуживали углублённого изучения, а между кажущейся или действительной сложностью того и другого языков.

Однако языковое сродство русского и санскрита заставило меня вывести на монитор «Древо языков». Не помню, кто и когда закинул эту схему в Интернет. Допускаю, что с той поры её уточнили и усовершенствовали, как это бывает во всяком живом, развивающемся деле. Но в моём компьютере она осталась без возможных последующих корректировок.

Графическое изображение схемы возникновения и развития языков человечества свидетельствует что самый первоначальный язык Адама и Евы ещё во «время оно» разделился, прежде всего, на два мощных языковых ствола: языки синокавказские (то есть китайско-кавказские) и ностратические языки (noster — по-латыни «наш»; «наши» языки — это языки Старого Света. Остальные, получается, языки «не наши», вот тебе, бабушка, и научный, «объективный», справедливый подход даже и в изучении языков, непосредственно не пахнущем большими деньгами).

Многие из сегодня отставших в своем развитии племён сами себя называют «настоящие люди», «истинные люди». Остальные, получается, не настоящие и не истинные. Посторонние двуногие и без перьев по телу. Так и в отношении языков — они тоже подразделены кем-то на «наши» и «не наши». «Наши», ясное дело, «нам» ближе.

«Нам», «мы» — понятия для меня очень смешные, если вообще не лишённые смысла. Потому что в следующем воплощении душа может оказаться среди «не наших». Не там, где «мы», а там, где «они». Но об этом чуть погодя. К слову, вот мысль по близкому поводу, принадлежащая проникновенному и печальному весельчаку Омару Хайяму:

Эти камни в пыли

под ногами у нас

Были прежде зрачками

пленительных глаз.[3]

(Мысль эта, замечу, может в действительности означать, что душа, пребывавшая в теле с пленительными глазами, за какие-то прижизненные прегрешения отброшена ближе к началу личного эволюционного развития и начинает новый подъём из царства минералов к царству растений, затем к животному царству и, наконец, снова к человеческому воплощению, если не произойдет следующего, нового срыва. Но лично у меня в этом большие сомнения: разве может огурец породить обезьяну? Нет, Кто-то явно тут вмешался и поработал с генами).

Вернусь к языковому древу. И санскрит и русский — оба из ностратического языкового ствола, из индоевропейской его ветви. К санскриту привели индоиранская ветвь и индоарийская. К русскому от индоевропейских языков путь пролёг через условно (интересно, что за условие, а ещё — кто с кем уславливался?) европейскую ветвь, балто-славянские языки, славянские языки, славянские восточные языки, к которым отнесены также украинский и белорусский.

Сродство санскрита и русского сохранилось, хотя и через несколько колен. Однако же, те древние понятия, которые были поименованы общими нашими отдалёнными предками, и сегодня в обоих языках — санскрите и русском — звучат почти одинаково: «мат» — мать, «агни» — огонь, «вада» — вода, «бхрат» — брат, «свадба» — свадьба. И так далее, даже хлеб назвали почти одинаково, «хляб».

Как же этого не заметили «аглицкие специалисты» по языкам? Только по незнанию.

А вот японский язык произошёл, как полагают, из слияния групп языков алтайского происхождения и австралийско-полинезийского, или австронезийского. Как бы то ни было, возможность хорошо освоить японский я упустил, а сейчас уже вряд ли соберусь. Хотя, кто знает… Зарекаться не стоит ни от чего, не только от сумы да от тюрьмы.

С моей точки зрения, сложности в овладении японской речью и письменным языком заключались для меня в смысле не столько качественном, сколько количественном. Японцы пользуются сложным смешанным азбучно-иероглифическим письмом, их алфавит состоит из двух параллельных азбук — катаканы и хираганы, — по пятьдесят знаков в каждой. Общеобразовательный иероглифический минимум включает в себя знание около двух тысяч иероглифов. Люди образованные знают три-четыре тысячи иероглифов и более. Но только опорных иероглифов насчитывается около десяти тысяч.

А сам язык? Три сотни только основных японских звучаний и две фонетических азбуки! Чтобы пользоваться этим богатством, требуется тонко развитое слуховое восприятие. Требуются виртуозные голосовые данные. И снова письмо! Необыкновенное множество слов-омонимов, одинаково звучащих, которые пишутся по-разному. Японское письмо слитное, без пробелов между словами. Так писали и в древней Элладе, без знаков препинания. Смысл знаменитой резолюции «Казнить нельзя помиловать», определяющийся положением единственной запятой, в японском языке, похоже, понят бы не был. Как быть — казнить или помиловать?

Если