В нас клокотала злобная ярость, вызванная тем, что мы не смогли пробиться к колоннам наших войск, отступавших на запад в нескольких километрах от нас и которые нам были хорошо видны[111]. Натиск врага, наступавшего по дорогам, усилился. Наши части, стоявшие у них на пути, были вынуждены медленно, шаг за шагом, отступать на запад[112].

Затем боевые операции совместились, слились… День и ночь, ночь и день. Лишь 4 июля я смог точно назвать дату, потеряв счет дням. Между тем командование приняло решение, вызванное недавними событиями: корпус блокирует наступление противника на двух плацдармах среди пойменных лесов. Наступавшие параллельно колонны вражеских войск соединились, чтобы форсировать реку. Таким образом, имелась неплохая возможность нанести по русским удар, просто обойдя их справа или слева.

Усиленный 4-й разведывательный танковый батальон занял позиции на южном плацдарме, разместившись широкой дугой на речном берегу, недоступном для танков. Наступил обманчиво идиллический вечер. Но так продолжалось недолго. Вдали вдоль дороги горели крестьянские избы. Оттуда доносилась громкая стрельба. Но на позициях нашего боевого охранения – ночная тишь.

Тяжелый драматический день. Он начался с неожиданной танковой атаки противника. Русские танки с ржаного поля выехали на дорогу. Они двигались в направлении нашего плацдарма. Затем исчезли так же внезапно, как и появились. Они даже не вступили с нами в бой. Надо признаться, что у нас не было никаких противотанковых орудий. Наш командный SPW (бронетранспортер) был подбит, когда двигался по полю для установления связи с подразделением штурмовых орудий капитана Адамовича.

Старина Килли, водитель этого бронетранспортера, побывавший во многих переделках, был убит. Наш командир получил ранение. Капитан Адамович, со своими штурмовыми орудиями пришедший к нам на помощь ранним утром, неожиданно был вынужден принять на себя командование всеми войсками на нашем плацдарме. Вечером был получен приказ об эвакуации. Вступив в спор с офицером-подрывником, мы сумели отсрочить взрыв моста до той минуты, когда наш последний танк и наше последнее штурмовое орудие переправились на западный берег.

Новая линия фронта должна была проходить вдоль западного берега. Наш батальон перебрался через Клецк в Несвиж, передвигаясь по живописной сельской местности. По пути нам встретились части венгерской 1-й кавалерийской дивизии. Великолепные войска! Красавцы! Но вот как они будут выглядеть после боя с русскими танками?

Батальон получил несколько разведывательных задач и был отправлен блокировать дорогу, проходившую севернее Несвижа, где наступал генерал вместе со своим 35-м танковым полком, стремясь соединиться с другими немецкими частями и соединениями, которые также оставались «плавучими островками сопротивления», не имевшими контакта друг с другом[113].

Нам не удалось сделать линию фронт целостной. Мы также оказались не в силах удержать западный берег реки Уша и остановить врага, наступавшего севернее Несвижа. Затем корпус, теснимый рвущимся на запад врагом, был вынужден ускорить отступление. Нами были оставлены города Снов и Барановичи.

6 июля. Боевая группа «Лангкау», ядро которой составлял 35-й танковый полк, пробивалась на запад вместе с боевыми частями, снявшимися с позиций, которые располагались на берегу реки Лань, южнее Клецка. Она сдерживала натиск вражеских войск в районе Барановичей, нанеся им серию сильных ударов. Танки получили задание взять на себя роль арьергарда к западу от города, в то время как разведывательный батальон, укрепленный «пантерами», попытался защитить южный фланг корпуса, отбивая удары врага, пытавшегося взять нас в кольцо. 28-я легкопехотная (егерская) дивизия, попавшая в окружение севернее Слонима, с великим трудом избежала разгрома. Но отделение бронеавтомобилей было уничтожено.

11 июля. Разведывательный батальон соединился с 28-й легкопехотной дивизией на левом фланге, установив на короткое время сплошную линию фронта на этом участке. Дождь, дождь, дождь.

В ночь с 11 на 12 июля батальон был переброшен далеко на юго-запад на правом фланге корпуса, где 129-ю пехотную дивизию на восточном краю Беловежской Пущи сильно теснил противник. Ее командный пункт уже находился под огнем советской пехоты. Дивизия не могла самостоятельно выйти из соприкосновения с наступающим врагом.

Разведывательный батальон сосредоточился в лесу, в северной его части, где батальон Петтенберга отвлекал силы противника, наступавшего с востока. Русские войска наступали на участке между нашими позициями и позициями 129-й пехотной дивизии. Мы подпустили их к деревне Лаховицы (Луховицы?), где окружили и уничтожили почти целый вражеский батальон. В результате 129-я пехотная дивизия получила короткую передышку и смогла выйти из боя.

13 июля. Приказ из штаба корпуса разведывательному батальону: «Деблокировать 129-ю пехотную дивизию, находящуюся к западу от нас!»

Батальон атаковал из деревни Студзенки и снова спас 129-ю дивизию.

Трофейные топографические карты позволили разгадать намерения противника. Русские войска собирались наступать через лесной массив Беловежской Пущи и окружить корпус с юга. Мы продолжили движение на запад, встречая по пути отступающую пехоту, которая еле плелась под тяжестью оружия и снаряжения. Лица наших товарищей-пехотинцев были серыми от усталости. Мы отлично понимали, как они себя чувствуют и о чем думают. Хотя мы и не слышали за ревом моторов их слова, но они кричали нам что-то вроде такого: «Торопитесь, танкисты, поскорей выбирайтесь отсюда!»

Двигаемся ночью. В небе над нами появлялись русские «небесные тихоходы» По-2, или «швейные машинки», как мы их называли. Свист сбрасываемых бомб перекрывал гул наших моторов. Наконец мы повернули на юг. На рассвете 14 июля мы добрались до переправы через Нарев, правый приток Западного Буга, близ селения Лука, где, по нашим предположениям, мы должны были сойтись в бою с группировкой советских войск, наступавшей через северную часть Беловежской Пущи, и удерживать тылы корпуса, чтобы тот мог благополучно отступить. Где и когда все это кончится?

Мы знали, что враг силами 200 танков наступает в южном направлении через леса, продвигаясь на Брест. Когда же наш островок сопротивления, теснимый к западу, станет частью сплошной линии обороны?