Фиона расстегнула его нижнюю рубаху, грязную и пропотевшую, стянула ее, обнажив торс. Грудь Мэрика покрывали мелкие раны и кровоподтеки; впрочем, и сама эльфийка наверняка выглядела не лучше. Король пожирал ее взглядом так жадно, что, казалось, вот-вот проглотит целиком. Он был красив — от этого никуда не денешься, но ведь не все же красавцы — негодяи.

— Ты уверена? — хрипло прошептал Мэрик. — У меня слишком много… воспоминаний об этих местах. Я не знаю, смогу ли…

— Тсс! — шикнула на него Фиона, приложив палец к его губам. Он сразу смолк и посмотрел с такой отчаянной тоской, что у нее болезненно сжалось сердце. Она медленно погладила его по щеке. — Я устала от страданий. Так устала. А ты?

Ответ последовал мгновенно. Мэрик потянулся к ней и поцеловал так осторожно, будто боялся что-то сломать. За этим поцелуем последовал другой, потом третий.

“Ненавижу темноту”, — подумала Фиона.

И позволила свечению посоха погаснуть.

И так мы пылали. Мы возводили царства и затевали войны,

Грезили о ложных богах, о великих демонах,

Что прошли бы через Завесу в наш смертный мир,

И к ним обратили свое поклоненье и презрели тебя.

Погребальные Песни, 1:8

Женевьева шла одна по подземным туннелям.

Вначале она освещала путь факелом, но, углубившись во владения порождений тьмы, заметила, что в туннелях все чаще встречается светящийся мох, расползавшийся по стенам, точно плесень. Вполне вероятно, это и была плесень. Быть может, у скверны, которая склизкой пленкой покрывала каменные туннели, существовали свои периоды роста и отмирания. Что бы ни представлял собой источник тошнотворного зеленоватого свечения, заполнявшего туннели, этот свет со временем настолько усилился, что Женевьева погасила факел, который мог пригодиться потом.

Если только оно будет — это “потом”.

По всему выходит, что вернуться из этого путешествия ей не суждено. Истина эта давно уже маячила перед глазами, да только Женевьева упорно не желала ее замечать. Правильно она поступила, что ушла одна. Бреган — ее брат, и именно она утверждала, что он еще жив. Стало быть, это ее бремя. Спутники были полезны в начале пути, но до цели ей лучше дойти в одиночку.

Келль проснется, обнаружит, что Женевьева ушла, и справедливо рассудит, что им надлежит отказаться от миссии и вернуться на поверхность. Возвращение станет нелегким, но Женевьева не сомневалась, что они справятся. Куда меньше она была уверена в собственном успехе.

Однако нельзя поддаваться сомнениям. Она чувствовала, что Бреган где-то впереди, чувствовала его точно так же, как порождений тьмы. Всякий раз, поворачивая в очередной туннель, она краем сознания ощущала присутствие брата, как если бы незримый ветер доносил издалека его запах. Женевьева не знала, почему раньше она только видела брата во сне, а теперь еще и чует его. Может быть, дело в том, что она так близка к цели. Понимание того, что брат совсем рядом, только руку протяни, мучило ее, словно неотвязный зуд под кожей.

Закружилась голова, и командор остановилась, привалилась плечом к стене туннеля. Черная слизь размазалась по наплечнику, но она не обратила на это внимания. Проклятая песня! Чем сильнее Женевьева сосредоточивалась, стараясь определить, где находится брат, тем громче звучала эта мелодия, тем настойчивее проникала в сознание. Звучание слитного хора сводило с ума, но она упорно сопротивлялась. Нельзя сдаваться, именно сейчас — нельзя.

Это началось несколько недель назад, еще до того, как дай прибыли в Ферелден. Вначале Женевьева слышала только слабый шепот, странный рокочущий гул, но сочла, что он порожден необычайно сильными и яркими снами. А потом наконец поняла, что это такое. С ней произошло то же, что и с Бреганом: пришло время Призыва.

Посвящение они с братом проходили вместе, так что Женевьева знала, что и ей недолго осталось ждать, но отчего-то думала, что времени у нее будет больше. Серые Стражи выдвинули ее на должность, которую занимал брат, поскольку знали, что это временно, от силы год, в лучшем случае два, и все-таки Женевьева твердо вознамерилась обмануть их ожидания. Столько лет прожила она в тени брата, и вот пришло ее время, а потом зазвучал в голове проклятый шепот и лишил даже этого скромного триумфа.

Женевьева никому не рассказала об этом. Серые Стражи пренебрегли ее предостережениями, в лучшем случае предлагали подготовить орден к грядущему бедствию — если, конечно, она окажется права. Им даже в голову не пришло, что бедствие можно предотвратить. Глупцы! Если бы Женевьева решила им открыться, они бы, чего доброго, ухватились за такую возможность и отправили бы ее на Глубинные тропы в одиночку — умирать.

Женевьева вытерла пот со лба. И уставилась на дрожащую руку в стальной перчатке. Давненько она не чувствовала себя такой слабой, Словно по жилам вместе с кровью обильно растекся яд. Из-за этого под кожей стоял непрерывный зуд, и командору больше всего на свете хотелось сбросить доспехи и скрести себя ногтями, пока вся плоть не сойдет с костей.

Однако менять решение уже поздно.

Отогнав страх, который холодной змеей свернулся под сердцем, Женевьева оттолкнулась от стены и двинулась дальше. Ее шатало, но неимоверным усилием воли она вынуждала себя переставлять ноги. “Я уже здесь, — думала она, — и теперь никто, ничто мне не помешает. Я остановлю Мор!”

Несколько часов, которые показались Женевьеве вечностью, она брела по склизкому месиву скверны и гнилостной грязи, и тусклое зеленоватое свечение мха на стенах порой становилось таким ярким, что ее мутило, а иногда слабело настолько, что возникал соблазн зажечь факел. Она шла через залегший в туннелях мрак и на каждом перекрестке останавливалась, прислушивалась, проверяла, не почует ли снова присутствие Брегана. Разум ее настойчиво обшаривал все вокруг, пытаясь отыскать хоть что-нибудь, однако расслышать ей удавалось только одно — все ту же далекую и манящую песню.

Где же порождения тьмы? Одно время они упорно преследовали отряд, и тогда Женевьева чутьем Серого Стража безошибочно определяла, что эти твари рыскают повсюду. Потом, в Пещерах под Глубинными тропами, порождения тьмы потеряли их след, и… что же было дальше? Твари попросту исчезли.

В это Женевьеве верилось с трудом. Как бы успешно ни действовали броши, которые вручил им Первый Чародей, действие их не могло изменить поведение самих порождений тьмы. Едва обнаружив присутствие отряда, они хлынули бы к месту вторжения со всех сторон, и сейчас Глубинные тропы гудели бы, словно разъяренный улей. То, что добыча временно ускользнула, только заставило бы искать вдвое усерднее. Сама мысль, что порождения тьмы могли по ошибке направить поиски совсем в другую сторону, казалась Женевьеве абсурдной.

Что-то здесь явно было не так. Командор испытала досаду, осознав, что в ее распоряжении до сих пор нет самой важной детали головоломки. Что побуждает порождений тьмы к такому странному поведению? Если Бреган и в самом деле угодил в плен к ним, отчего они стали брать пленных именно сейчас, если никогда так не поступали за все те столетия, что орден посылал старейших Серых Стражей исполнять Призыв?