или боится, что его застрелит оставшийся в живых захватчик. Последнего они должны были взять при любых обстоятельствах.

Шлюпка мгновенно стала рядом с «Колумбом», и двое краснофлотцев, перепрыгнув на шхуну, крикнули:

— Сдавайся!

Анч не сопротивлялся. Он сел на скамью и сидел неподвижно, ожидая, когда к нему подойдут и скажут, что делать дальше. Его обыскали, но не нашли ни оружия, ни документов — все это уже было в море. Один краснофлотец остался около Анча, а другой подошел к Лёвке. Из шлюпки на шхуну перепрыгивали остальные. Командир осматривал море. Поступок Марка сперва удивил его, а теперь уже беспокоил. Что-то долго юноша не всплывал на поверхность.

Прошло больше минуты. Наконец из воды показалась голова юнги. Он тяжело дышал. Казалось, что-то мешает ему плыть и тянет под воду. Марко снова погрузился, но теперь лишь на несколько секунд и, вынырнув, позвал на помощь.

Когда Марк прыгнул в море, на шлюпке не заметили, что у него связаны ноги. Впрочем, одно лишь это обстоятельство не смутило бы такого пловца, как он. Проблема заключалась в том, что руки Марка тоже были чем-то заняты. Старший лейтенант догадался, что юнга нырнул за пиратом-самоубийцей, поймал его и держит теперь под водой. Так оно и было. Марк держал труп командира пиратской подводной лодки, и этот груз затруднял пловцу движения и требовал от него величайших усилий, чтобы удержаться на поверхности. Поймав пирата под водой, он зубами вцепился в его одежду и, работая руками, быстро выплыл. Теперь он ждал, пока подойдет шлюпка.

Краснофлотцы не заставили себя ждать: они тотчас же подвели к Марку шлюпку и втащили его вместе с грузом. Только теперь, когда всё закончилось, Марк почувствовал слабость. Он попросил развязать или перерезать ему путы.

— Здорово они тебя! — сказал старший лейтенант, сочувственно поглядывая на ноги юноши.

Освободившись от пут, юнга тотчас же наклонился над трупом, расстегнул на нём куртку и достал из-за пазухи пачку бумаг. Документы, которые пират хотел уничтожить, даже не успели промокнуть. Старший лейтенант с восхищением смотрел на юнгу. Со шхуны за поведением Марка следил Анч. Никогда ещё шпион не переживал такой досады и бессильной злобы.

С палубы «Каймана» тоже следили за событиями на шхуне и за шлюпкой. Пароход медленно отходил. Вдруг Марк прыгнул из шлюпки на борт «Колумба» и, поднявшись, чтобы его лучше видели, растопырил пальцы и показал пароходу длинный нос. На корме «Каймана» юнга узнал старого знакомого — «одноглазого», с которым колумбовцы встречались в столовой «Кавказ».

«Кайман» удалялся. «Старший помощник» старался не смотреть на Марка. Он смотрел на Анча, которого ожидала незавидная судьба, и, возможно, с ужасом думал, что и ему самому неизбежно придётся когда-нибудь очутиться в таком положении.

На шхуне краснофлотцы привели в чувство Лёвку. Он сидел на скамейке и терпеливо ждал, когда ему забинтуют голову.

— Как вы нас разыскали? — спрашивал он. — А главное, откуда вы узнали, что «Колумб» захвачен?

— Девочка рассказала об этом, а потом самолёт нашёл.

— Какая девочка?

— Та самая, что с вами на шхуне была. Как её… Осторожно! Что с вами? Я же перевязываю…

— Яся? Яся? Да? — вскочил со своего места Лёвка.

— Кажется, Яся… Только не дёргайтесь, когда вас перевязывают.

Эсминец уже остановился, развернулся и медленно возвращался к шхуне. Тем временем краснофлотцы на «Колумбе» пробовали отпереть дверь рубки, где должны были находиться мёртвый Андрей и тяжелораненый шкипер.

Почти в одно и то же время утих шум самолёта над «Колумбом», и «Разведчик рыбы» совершил посадку, подбегая по волнам к шхуне и намереваясь обогнать эсминец. Барыль и Петимко выкрикивали с самолёта приветствие колумбовцам. Они не могли спустить клипербот на такую волну.

На дверь рубки обрушились сильные удары вместо прежних тихих и осторожных. Но она оставалась запертой. Стучали в иллюминатор, кричали, но никто не отвечал.

К шхуне уже подошел эсминец и стал бортом к борту. Послышались радостные крики. Мать звала Марка. Он тотчас же поднялся на корабль и очутился в её объятиях. Дед Махтей с сияющими глазами взошел на командирский мостик поблагодарить Трофимова.

Семён Иванович обнял деда и сказал:

— Не за что, не за что… Кого надо благодарить, так это старшего механика, — и приказал проводить к нему старого моряка.

Старший механик заверил деда, что надо благодарить штурмана, потому что, если бы не его вычисления, эсминец не пошёл бы таким ходом. Штурман заявил, что всё зависело от комиссара, и послал деда к нему. А комиссар заверял, что все зависело от всех краснофлотцев и от самого деда Махтея, который привез известия о шхуне. Дед растерялся и наконец догадался, что должен поблагодарить Ясю. И пошел её искать.

Но Яси на эсминце не оказалось. Она спрыгнула на палубу шхуны и бросилась к Лёвке. Тот схватил её и поднял высоко в воздух. Он не верил собственным глазам Он считал, что девочка пошла ко дну, расстрелянная пиратами. А она была перед ним, и, что самое главное, никто иной, как она, сообщил о захвате «Колумба». Девочка рассказала о своём спасении.

На шхуне и на корабле царило радостное возбуждение Анча перевели уже под стражу на корабль, и он волчьим взглядом наблюдал всё происходящее.

Оставалось открыть рубку и выяснить судьбу шкипера и рулевого.

На шхуне устроили настоящую осаду рубки. Однако внутри царила мёртвая тишина, будто там не было никого, либо оба её обитателя лежали без сознания.

— Это прямо-таки герметичная закупорка, — сказал лейтенант. — Они там не задохнулись часом?

Лёвка возразил, указав на маленький вентилятор. Решено было воспользоваться этим вентилятором как переговорной трубкой.

Одновременно послали на эсминец за топорами и ломами, чтобы в крайнем случае разбить дверь, если никто не откроет её изнутри. Кое-кто уверял, что в рубке слышны какие-то звуки. Стали внимательно прислушиваться. Действительно, оттуда доносился едва слышный стон.

Появились ломы и топоры. Вскоре крепкие дубовые доски затрещали. На шхуну сошёл военный врач, дожидаясь, когда выломают дверь. Он готовился оказать помощь тому, чей стон доносился из рубки.

В двери проломили отверстие, но массивный железный засов оставался на месте. Отверстие пришлось увеличить, и тогда выяснилось, что в скобы вместо засова засунут лом. В отверстие были видны две фигуры: одна лежала на койке, вторая — на палубе. Тот, кто стонал, лежал на койке. Краснофлотец, просунув руку в отверстие, вытащил лом из скоб и первым впустил в рубку врача. Тот осторожно вошёл и склонился над человеком на койке.

Это был Стах Очерет, опоясанный пенопластовым поясом. Рана его была неплохо перевязана. Он раскрыл глаза