Весной 1943 г., когда осуществлялся отбор «профессиональных преступников» и «асоциальных элементов», в числе тех, кому предоставили возможность реабилитироваться, находились несколько антифашистов. Клауш, ссылаясь на воспоминания коммуниста из Франкфурта-на-Майне, Эмиля Карлебака, рассказывает о судьбе бывшего заключенного Бухенвальда, Германа Цинканда. Цинканд входил в подпольную группу, действовавшую в концлагере. Сам он относился к числу уголовников (носил зеленый треугольник), но по своим убеждениям был коммунистом. Когда в Бухенвальде начался отбор преступников, Цинканд согласился пойти служить в батальон Дирлевангера, хотя другие заключенные отговаривали от этой затеи. Но желание вырваться на свободу оказалось сильнее. В июле 1943 г. Цинканда отправили в Белоруссию. Долгое время о нем не было никаких известий. От одного из осужденных, который несколько месяцев спустя попал в госпиталь СС в Бухенвальде, пошел слух, что во время одного из боев с партизанами Цинканду перерезали ножом горло. Коммунисты считали своего товарища погибшим. Но уже после войны, в апреле 1947 г., Карлебак случайно повстречал Цинканда в Веймаре. Оказалось, Цинканд дезертировал из батальона, убежал в лес из патруля, воевал в партизанском отряде, и даже был награжден за храбрость[774].

О случаях дезертирства политзаключенных из штрафной части рассказывает в своих воспоминаниях Петер Флорин — сын эмигрировавшего в СССР Вильгельма Флорина, члена политбюро ЦК КПГ. Направленный во второй половине 1943 г. на оккупированную территорию Белоруссии, с целью ведения антифашистской пропаганды среди солдат вермахта и войск СС, Петер Флорин приводит такой эпизод:

«Мы зашли в землянку, где за столом обедало четверо партизан. Они вели неторопливый разговор на немецком языке. Это были члены КПГ и Коммунистического союза молодежи. В начале войны фашисты не призвали их в вермахт, так как не доверяли им. Позже, когда гитлеровская армия понесла потери в живой силе, были отправлены на восток и эти политически неблагонадежные немцы. Всех четверых зачислили в специальную роту СС [нет никаких сомнений, что речь идет именно о батальоне Дирлевангера. — Примеч. авт.]. Гитлеровцам казалось, что они предусмотрели все. Они заявили коммунистам, что отныне за ними будут постоянно наблюдать другие служащие СС, а в случае перехода на сторону Красной Армии их немедленно расстреляют там как эсэсовцев.

И все же фашисты просчитались. Во время заготовки дров в лесу четверо немцев-друзей криками "Партизаны!" вызвали панику среди эсэсовцев, а сами скрылись. Вскоре они встретили партизан и те привели их в свой лагерь. Все четверо активно включились в антифашистскую борьбу. Будучи в подрывной группе, они самоотверженно выполняли свои обязанности»[775].

Сколько всего политзаключенных попало в батальон Дирлевангера летом 1943 г., установить невозможно. Совершенно очевидно, что это была небольшая группа, члены которой скрывали свои убеждения и ставили перед собой одну цель — при первой возможности убежать из штрафной части в лес к советским партизанам.

Впрочем, далеко не только бывшие политические узники бежали из батальона, но и добровольцы из числа русских, украинцев и белорусов. Самый известный случай связан с именем Ивана Дмитриевича Мельниченко, долгое время командовавшего украинским подразделением. Он родился 3 июля 1922 г. в селе Остров Рокитнянского района Киевской области, в звании лейтенанта РККА добровольно сдался в плен в 1941 г. В августе 1943 г. он, осознав, что Рейх проигрывает войну, с частью своего подразделения (скорее всего, это был взвод в составе одной из бывших русских рот батальона) перешел на сторону партизан. Переход для офицера-эсэсовца (по-видимому, он был ваффен-гауптштурмфюрером) завершился вполне удачно. Мельниченко в течение целого года командовал взводом в партизанской бригаде им. Чкалова (командир — М.И. Грибанов, комиссар — И.П. Казак). Летом 1944 г., после освобождения Белоруссии, он дезертировал, опасаясь того, что советские органы госбезопасности могли выяснить детали его службы у немцев, которые имели отношение к многочисленным преступлениям против гражданского населения[776].

В документах штрафного формирования встречается сводка от 28 августа 1943 г. (передана в 11.35). Возможно, именно в ней говорится о готовящемся побеге украинских добровольцев во главе с Мельниченко. Дирлевангер, как показывает сообщение, узнал о побеге слишком поздно, но все равно решил поставить об этом в известность командира 57-го батальона, вместе с которым проводилась совместная операция. В сводке сказано: «20 добровольных помощников собираются дезертировать. В 5 км севернее Логойска замечены крупные бандитские группы. Вероятно, они двигаются на север. Всем носить немецкую форму единого образца. Повышенная боевая готовность»[777].

В целом, рассматривая вопрос с добровольцами, доля которых в батальоне в 1943 г. была достаточно большой, нужно сказать, что с ними то и дело возникали проблемы. Еще в феврале, когда частью командовал Франц Магиль, произошел неприятный инцидент. В батальон для пополнения прибыли литовцы. Прибалты не смогли наладить товарищеские отношения с белорусами, русскими и украинцами, которые, выйдя из-под контроля, расстреляли новобранцев. Магиль отправил в Главное управление СС телеграмму с просьбой не присылать литовцев в батальон, так как русские продолжали их убивать[778].

До определенного момента и сам Дирлевангер не хотел видеть прибалтийцев в составе своего формирования. В марте 1943 г. в батальон попытались включить одного латышского сапера. Дирлевангер, рассматривавший его личное дело, отказался принять латыша, объясняя свое решение тем, что у него в части никто из иностранцев не был осужден. Вероятнее всего, весной 1943 г. командир штрафников еще придерживался «старых принципов», желая, чтобы в рядах его батальона служили только бывшие браконьеры и бывшие пленные красноармейцы[779].

Отношение Дирлевангера к иностранным добровольцам не особо отличалось от того, как он относился к немецким уголовникам и осужденным солдатам вермахта и войск СС. Если кто-нибудь из них нарушал дисциплину, то в ход шли самые суровые меры. Бывало и так, что «иностранцев» отправляли в концлагерь. Известно, например, сообщение из Главного административно-хозяйственного управления СС от 23 октября 1943 г., в котором говорилось, что концлагерь Маутхаузен принял четырех добровольцев: Казимира Амишковича, Ивана Молоковского, Василия Попцова и Николая Старикова. Чиновник, занимавшийся этим вопросом, просил, чтобы Дирлевангер выслал отчет, по каким причинам указанные лица были арестованы и отправлены в концлагерь[780].