– Ты?!

«Колдун, – дошло до Миролюба. – Тот самый колдун».

Опуская меч, он пригляделся. Так вот, значит, о ком плакала мерянка, кого не могла забыть! И чего в нем нашла? Ничего примечательного в пришлом не было, только глаза пугали каким-то жутким зеленым светом и рано поседевшие волосы заставляли задуматься о пережитой им беде.

Обида сдавила горло Миролюба. Он-то думал – Полева предпочла ему писаного красавца! Но разве этот невысокий и не очень сильный парень мог равняться с ним?! Почему же судьба оказалась так несправедлива?! Почему не на его груди, всхлипывая и утирая струящиеся по щекам слезы, плачет эта красивая баба? Уж как бы он ее обнял, как расцеловал! Не то что этот колдун! Тот ведь и не притронулся к ее вздрагивающим плечам!

Егоше и впрямь не нравились ласки мерянки. Но нынче болотник нуждался в ее помощи и поэтому, ожидая, когда Полева выплачет все слезы, безропотно терпел ее объятия. Поймав на себе изумленный взгляд варяга, он отстранил мерянку:

– Хватит! Ты пойдешь со мной!

– Да, да… – Заторопившись, она вскочила, принялась поспешно заталкивать в суму свои вещи.

От ее покорной преданности Миролюба покоробило. Разве можно так унижаться?

– Погоди! – Он вырвал из рук Полевы суму, спрятал ее за спину. – Отец велел мне тебя беречь, а значит, никуда ты с ним не пойдешь. До утра…

Силясь дотянуться до сумы, Полева завертелась вокруг него. Она ничего не желала слушать. Тот, кого она любила больше жизни, позвал, и она должна была идти. А глупый Миролюб думал, что сумеет помешать этому! Поняв, что суму не достать, она отвернулась от варяга и, сдавив ладони перед грудью, преданно заглянула Егоше в лицо:

– Я готова…

Зачем ей сума? К чему вещи? С болотником она будет счастлива и так…

– Подожди! – рявкнул Миролюб. Одним прыжком он дотянулся до Полевы, сграбастал ее в охапку: – Повторяю – ты никуда не уйдешь!

Егоше надоело ждать. Мерянка была нужна ему, а этот невесть что возомнивший о себе мальчишка задерживал ее!

Развернувшись к Миролюбу, болотник глухо произнес: – Отпусти бабу! Она моя!

Его странный напевный голос насторожил варяга, однако Полеву он так и не отпустил. Наоборот, переставая понимать, что делает, и чувствуя лишь одно – если он отпустит мерянку, то потеряет ее уже навсегда, и тогда прощай надежда на возможное счастье, – он еще крепче сдавил бабу в своих объятиях. Отчаянно сопротивляясь, она вцепилась зубами в его руку. Миролюб сморщился от боли, но рук не разжал. Глядя на стекающие к локтю капли крови, он разозлился. Она предала его! Бросила! Ему, обращавшемуся с ней как с княгиней, отдаться не пожелала, а этому зеленоглазому наглецу, который приказывал ей, словно рабе, была готова пятки лизать!

– Он погубит тебя, разве не видишь? – проговорил Миролюб сквозь зубы и вдруг, резко оттолкнув бабу от себя, махнул мечом, целясь в голову колдуна. Никто не сумел бы напасть внезапнее, однако, каким-то необъяснимым чутьем уловив опасность, болотник отпрыгнул в сторону. Лезвие чиркнуло по руке колдуна, на рукаве показалась кровь. Он еще не успел повернуться, как Миролюб вновь занес меч.

– Не надо! – раздался женский крик.

Варяг не понял, как оказалась на пути лезвия кричащая Полева, поэтому и не успел отвести удар.

Подняв к сияющей смертью, серебряной полосе меча лицо, Полева ощутила не страх, а облегчение. «Вот и все, – подумала она. – Вот и все… Отмучилась…»

Над ее головой что-то хрустнуло. Меч упал в траву. Отшатнувшись, Миролюб кинулся за оружием, однако проклятый колдун оказался быстрее. Прыгнув на спину Миролюба, он сбил варяга наземь, вмял в холодный мох и, запустив под подбородок крепкий посох, сдавил ему шею. Сквозь звон в ушах Миролюб расслышал отчаянный вопль Полевы.

– Остановись! – кричала она колдуну. – Слышишь?! Остановись!

Давление посоха ослабло, боль в неестественно откинутой голове поуменьшилась. Залитое слезами лицо Полевы склонилось к задыхающемуся Миролюбу:

– А ты уходи! Уходи обратно, в Новый Город!

Миролюб молчал. Он не мог понять, почему колдун медлил. Варяг видел безразличие в его зеленых, устремленных на Полеву глазах и не мог поверить, что пришлого остановили слова мерянки. Но тем не менее это было так. Крик Полевы заставил Егошу задуматься. Болотник не знал, кем она считала этого нахрапистого и упрямого парня, но понимал: убив варяга, он может потерять доверие Полевы. А нынче он нуждался в безграничной власти над ней.

Ослабив хватку так, чтобы варяг немного мог перевести дух, Егоша внимательно взглянул на мерянку. Ей сильно досталось от варяжского меча – рана на боку пустяковая, но приметная. Впрочем, если ей не придется раздеваться, Блуд и не заметит. И какого ляда эта сумасшедшая дура защищала того, кто чуть ее не зарубил? Хотя ему-то какое дело…

Егоша вытянул из-под лежащего варяга посох и, подняв с земли суму Полевы, брезгливо отряхнулся:

– Пойдем!

Мгновенно забыв о надсадно кашляющем у ее ног Миролюбе, Полева кинулась к болотнику:

– Но ты ранен! У тебя кровь!

– Кровь? – Егоша не чуял боли и потому удивился. Оглядев порезанное плечо, он мотнул головой: – А-а-а, это… Глупости! Это пройдет.

И, огладив мерянку неожиданно ласковым взглядом, заявил:

– Сперва я тебя подлечу.

Будто споткнувшись об его слова, Полева замерла. Наполняя неудержимой радостью ее душу, нахлынуло счастье. Неужели она не ослышалась? Неужели Выродок сам пришел за ней? Неужели позвал и, презрев свою боль, заметил ее раны?!

Всхлипывая от распирающего ее восторга, Полева привычно нащупала на груди подарок Антипа, сжала его в ладони и, поднеся к губам, прошептала:

– Господи! Спасибо тебе… Спасибо!

Этой ночью Варяжко спал мало – большую часть времени он провел подле совсем павшего духом Ярополка. Киевский князь сдавал на глазах. Даже после смерти Олега Варяжко не доводилось видеть его столь растерянным. Красивые бархатистые глаза Ярополка утратили живость, и без того узкие щеки совсем запали, острые скулы стали напоминать раздутые в агонии шютвичные жабры, а его когда-то яркие губы приобрели странный сероватый оттенок, будто он измазал их пеплом.

– Не изводи ты себя, светлый князь, – утешал его Варяжко. – Владимир Полоцком не успокоится – на Киев пойдет, а тут и смерть свою найдет!

Обещания Варяжко не были пустым бахвальством – он сам проверял прочность киевских стен, сам расставлял на стенах лучников. Он твердо знал – никто не сумеет взять городище приступом, а уж тем более Владимир со своей худосочной дружиной. Новгородец и Полоцк-то взял случайно – помогла внезапность, – но нынче в Киеве его ждали…

Потянувшись, нарочитый вышел на крыльцо. Словно прощаясь, умирающее осеннее солнце блеклыми лучами пробежало по его волосам, и тут же, разозлясь на подаренную им ласку, злой северный ветер остервенело швырнул в лицо нарочитому горсть дворовой пыли.