Возможно, разница в отношении к Томасу и Бэчменн вполне оправданна. В конце концов, легче пожалеть опустошенного вдовца, чем проигравшуюся в пух и прах домохозяйку.

Хотя почему легче? Почему кажется, что убитый горем муж – жертва, а неплатежеспособный игрок получил по заслугам? Почему кажется, будто одни привычки легко контролировать, а другие – практически невозможно?

И что самое важное, правильно ли делать такие различия?

«Некоторые мыслители, – пишет Аристотель в “Никомаховой этике”, – считают, что добродетельными бывают от природы, другие – по привычке, третьи – в результате обучения». Аристотель был уверен, что всем правят привычки. Действия, которые совершаются бездумно, являются свидетельством нашей истинной сущности, говорил он. Поэтому «так же, как участок земли должен быть подготовлен заранее для взращивания семени, так и ум ученика и его привычки должны быть подготовлены, чтобы он мог правильно наслаждаться и ненавидеть».

На протяжении всей книги я старался показать, что привычки, даже прочно укоренившиеся в нашем сознании, не есть нечто неизбежное. Привычки можно выбирать, главное – знать как. Благодаря неврологам, изучающим больных амнезией, и специалистам, перестраивающим целые компании, нам известно, что любую привычку можно изменить, если понимать механизм их функционирования.

Сотни привычек влияют на нашу жизнь: с их помощью мы одеваемся по утрам, беседуем с нашими детьми и засыпаем по ночам. Они влияют на то, что мы едим на обед и как ведем бизнес. Они определяют, что мы будем делать после работы: заниматься спортом или пить пиво. У каждой привычки свой сигнал и своя уникальная награда. Одни просты, тогда как другие характеризуются невероятной сложностью, опираются на эмоциональные пусковые механизмы и обеспечивают нейрохимическую награду. Однако любая привычка, независимо от ее сложности, податлива. Самые заядлые алкоголики могут стать трезвенниками. Самые неблагополучные компании могут измениться. Молодой человек, которого выгнали из школы за неуспеваемость, может стать успешным руководителем.

Чтобы изменить привычку, требуется осознанное решение это сделать. Вы должны быть готовы к тяжелой работе: вам предстоит выявить сигналы и награды, которые управляют вашей привычкой, а потом найти альтернативную модель поведения, а это далеко не просто. Вы должны знать, что все в ваших руках, и сознательно этим пользоваться. Изменить привычку возможно. Каждая глава книги посвящена какому-нибудь одному из аспектов реальности контроля над привычками.

Хотя и Энджи Бэчменн и Брайан Томас утверждали одно и то же – что они действовали по привычке и не контролировали свои действия, так как их поведение носило автоматический характер, – кажется справедливым относиться к ним по-разному. Энджи Бэчменн должна ответить за свои поступки, а Брайан Томас должен получить свободу, ведь Томас понятия не имел о существовании механизмов, способных привести к убийству, и уж тем более не мог управлять ими. Бэчменн, напротив, прекрасно знала о своих привычках. А если вы знаете о существовании привычки, то несете ответственность за ее изменение. Если бы она постаралась, возможно, ей бы и удалось их побороть. Другим людям это удавалось.

Собственно, в этом и заключается основная мысль книги. Убийца-лунатик может утверждать, что не знал о своей привычке и поэтому не несет ответственности за свое преступление. Но почти все остальные модели, которые движут жизнью большинства людей – как мы едим, спим, общаемся с детьми, как тратим время, внимание и деньги, – нам прекрасно известны. Мы знаем об их существовании. Стоит нам осознать, что привычки можно изменить, как появляется свобода выбора – и ответственность переделать их или оставить как есть. Как только вы поймете, что привычки поддаются перестройке, вам станет проще управлять их силой. У вас останется только один вариант: приступить к действию.

* * *

«Наша жизнь, – писал Уильям Джеймс, – хотя и имеет определенную форму, все же в основном состоит из привычек – практических, эмоциональных, интеллектуальных, систематически организованных для нашего счастья или горя, привычек, которые непреодолимо ведут нас к нашей судьбе, какой бы эта судьба ни оказалась»[312].

Джеймс, который умер в 1910 году, происходил из культурной и успешной семьи. Его отец был богатым и видным теологом, а его брат Генри – блестящим писателем, чьи романы изучают до сих пор. В детстве Уильям постоянно болел. Он хотел стать художником, затем поступил в медицинский институт, но бросил учебу ради экспедиции в верховья Амазонки. Впрочем, от этого предприятия он тоже вскоре отказался. В дневнике он упрекал себя за бесталанность. Более того, он далеко не был уверен, что может измениться к лучшему. Во время учебы в медицинском институте он побывал в больнице для умалишенных и видел человека, который бросался на стены. Врач объяснил, что больной страдал галлюцинациями. Джеймс поймал себя на мысли, что у него гораздо больше сходств с этими несчастными, нежели с коллегами-врачами, но вслух этого не произнес.

«Сегодня я почти дошел до ручки и четко осознал, что должен сделать выбор с открытыми глазами, – пишет 28-летний Джеймс в своем дневнике в 1870 году. – Должен ли я открыто выбросить всю эту моральную чушь за борт, как не соответствующую моим врожденным наклонностям?»

Другими словами, не лучше ли покончить жизнь самоубийством?

Два месяца спустя Джеймс принял решение. Он проведет эксперимент длиною в год, прежде чем совершит очередной опрометчивый поступок. Двенадцать месяцев он будет жить с верой, что полностью контролирует себя и свою судьбу, что может стать лучше, что хочет измениться по доброй воле. Доказать, что так оно и есть, нельзя. Зато он обретет свободу верить в саму возможность перемен, даже если все факты будут свидетельствовать об обратном. «Думаю, вчера в моей жизни случился кризис, – писал он в дневнике. – С сегодняшнего дня и до следующего года, – продолжает он, говоря о способности измениться, – я буду считать, что это не иллюзия. Моим первым актом доброй воли станет вера в саму добрую волю».

Весь следующий год Джеймс каждый день тренировался. В своем дневнике он писал так, будто никогда не сомневался в контроле над собой и своих решениях. Он женился. Начал преподавать в Гарварде. Много времени проводил с Оливером Уэнделлом Холмсом-младшим, который впоследствии стал судьей Верховного суда, и Чарлзом Сандерсом Пирсом, пионером в изучении семиотики. Вместе с ними он организовал дискуссионную группу под названием «Клуб метафизики»[313]. Два года спустя написал письмо философу Шарлю Ренувье, который подробно объяснял механизмы доброй воли. «Не могу не воспользоваться случаем и не рассказать, какой восторг и благодарность охватили меня при прочтении ваших «Эссе». Благодаря вам у меня впервые за всю мою жизнь появилась внятная и разумная концепция свободы… Могу сказать, что с помощью этой философии моя нравственная жизнь начинает возрождаться. И уверяю вас, это далеко не пустяк».