А мы пройдя через горы, взяли Каттерат. И это было легко, немцев там было не больше полуроты, и тоже какие-то тыловые — но дальше, как и следовало ждать, застряли перед Ромбаком. С северного берега фиорда во фланг немцам стреляли уже и минометы, эшелоны разгружались уже и в Каттерате — внезапности не получилось, сражение приобретало "правильный" вид. Но нас там уже не было — спецназ не ставят в пехотную цепь.

Мы уходили в горы, а шум боя доносился у нас из-за спины. Мы шли на юг, по ущелью, в котором текла речка, та самая, что впадала в фиорд у Ромбака. Ошибается тот, кто считает, что самое частое на войне, это бой. Для пехоты — копать, для спецназа — идти. И обычно, по пересеченной местности, нагруженные как лошади — все тылы на себе. Но сейчас — случай особый. До Бейс-фиорда здесь через горы километров восемь по прямой, и двенадцать с поворотами. И путь лежит сначала вдоль этой речки, носящей имя Раселва, затем водораздел, и уже другая речка, в соседний фиорд, куда нам и надо. Но вот на месте немцев, я бы обязательно послал егерей на этот водораздел. И чтобы разобраться с этим, мы идем, быстро и почти налегке. Я, Валька, Андрей, Влад, двое "пираний" из местных, Мазур с Куницыным, снайперская пара, Пилютин с Булыгиным, и отделение разведчиков Гвардейской Печенгской во главе с еще одним знакомым по сорок второму году, старшиной Бородулиным. А за нами выдвигаются "главные силы", усиленная рота, и еще восемь "пираний". Объявленный всем приказ — занять поселок, одноименный с фиордом. На самом деле, о чем знает лишь командир роты и мы, задача довести нас до воды в сохранности, и если потребуется, встретить нас после. Но они с грузом, тащат помимо пулеметов и минометов, еще запечатанные "секретные" тюки, наше водолазное снаряжение. И потому сильно отстают — мы намного быстрее.

Погода мерзейшая, серое небо, промозгло и сыро, холодный и мокрый ветер в морду — что хорошо, если впереди засада, звук относит от нее к нам. И слава богу, не зима, внизу снега и льда нет, идти легко, и следов не оставляем. Не доходя до водораздела где-то с километр, начинаем карабкаться на склоны, разделившись на две группы, по обе стороны от ущелья. А вот тут уже все бело, пробираемся поверху, очень медленно и осторожно, держим связь по портативным рациям-гарнитурам. Если у немцев там снайпер, и мы его прозеваем, то запросто можем получить несколько "двухсотых". Последние несколько сот метров вообще идем перекатами — один-двое перемещаются, до уже намеченного укрытия, все остальные страхуют, высматривая любое подозрительное шевеление.

Есть! Ясно видел, как за камнем внизу, метрах в двухстах, мелькнула голова в немецкой каске! Ну, где один, то там же рядом и остальные. Сам бы я на месте их командира, где бы расположил стрелков? Ага, вот и пулеметное гнездо между камнями, естественный дот. Немцы на егерей не похожи, не в камуфляже, в обычных серо-зеленых шинелях и касках, обычная пехота? Однако же, позиция удачная — тех, кто будет выдвигаться по ущелью, сдержат качественно, разве что минометами подавишь. Но все же, а вдруг это одновременно и засада на идущих понизу, и приманка для таких как мы? И лежат где-то рядом егеря-снайперы, ничем себя не выдавая до времени? Может быть, и паранойя — но очень способствует выживанию.

Делюсь своими мыслями с Валькой и Петром Егорычем. И вот мы все оглядываем каждый камешек на склонах. Стараясь поставить себя на место "охотников за охотниками", вот что бы ожидал от нас враг? Если бы мы пришли, заметили приманку, стали бы к ней подкрадываться, и где тогда удобнее было бы нас перехватить?

Но нет ничего. Похоже, что сверху нас не ждали. Мы выше — и выдвигаемся еще вперед, буквально ползком между камней. Вот мы уже видим немецкую позицию с тыла. Кажется, нам повезло! Герр генерал все рассчитал правильно, вот только послал не тех! Егеря бы рассредоточились, залегли, замаскировались. Эти же вели себя, как в передней траншее — выставили наблюдателя, и еще пулеметчика, а все прочие, числом десятка полтора, собрались на удобной площадке и, решив что от возможного пути подхода противника их защищает обратный склон, внаглую кемарили, кто-то курил. Пехота, что с нее взять! Однако, рация наличествует, вижу характерный ящик с антенной. И офицер, в фуражке — ну точно, тыловые, на фронте давно уже такого нет, прямо приглашение для снайпера, целься в меня!

Сигнал по рации — вторая группа на позиции, цели видит хорошо. Командую — пока работать "винторезами", прочие же вступают с первым выстрелом со стороны немцев — лучше, чтобы шума было поменьше! Распределяем цели — первая четверка кандидатов в мертвецы, офицер, радист, пулеметчик и наблюдатель. Поехали!

Бью офицера, успеваю перевести прицел на ближайшего к нему из солдат. Валька тоже успел отработать дуплет. Один из немцев оказался резвым, сразу бросился к пулемету — и попал под пулю с противоположного склона. Решение стрелять только из бесшумок было правильным, фрицы никак не могли сориентироваться, какое направление опасное, куда укрываться — и тем более не могли в первые секунды понять, что стреляют в них с двух разных сторон, и убежище за камнем от одной угрозы совершенно не спасает от противоположной. Через пять секунд внизу лежало уже двенадцать тушек, и ни одного выстрела пока не прозвучало в ответ. Оставшиеся фрицы вжались в землю между камней, вижу шевеление, стреляю, готов! Еще пятеро живых, попрятались, замерли, ни туда и ни сюда. Ну, раз вы отдаете нам инициативу, то мы переместимся так, что вы будете нам видны получше. Даже не обязательно видеть всю тушку — вот из-за камня торчит нога, прицеливаюсь, стреляю, что может натворить девятимиллиметровая пуля "винтореза"? На вопли раненого дергается было его сосед, и тут же получает в башку. Ну вот, осталось их там, три с половиной.

— Может, им сдаться предложить? — спрашивает Валька — что теряем?

А в самом деле, хуже не будет? Валька подзывает Куницына, нашего почти что штатного переводчика, он шпрехает почти как настоящий дойч. А я вот понимаю с трудом, что он орет, отползши за камень метрах в тридцати, чтобы нашу позицию не демаскировать. В ответ высовывается немец с винтовкой — ну куда высунул, в лоб тебе и прилетело! Еще с минуту ничего не происходит, затем вдруг встает фриц, и еще один, поднимают руки. Куницын орет, чтобы вытащили и безногого — вдруг он нас выцеливает? Немцы подчиняются — что ж, можно приступать к второй части действа. Откуда они здесь взялись, и есть ли по пути еще? Наши все равно подойдут часа через два-три.

Допрашивать выходим я, Валька, Мазур и Куницын, остальные не показываются, бдят — только что наблюдали, что бывает, если ворон ловить. Еще двое разведчиков обшарили жмуров, собирая "зольдатенбухи", и исчезли — так что немчики могли думать, что нас всего шестеро. И были этим весьма удивлены — ну а для меня показалось удивительным, когда я и дохлых оглядел, что все они, кроме офицера и унтера, мужиков уже в годах, были восемнадцатилетними пацанами. И держались поначалу довольно нагло, вякая что-то про Женевскую Конвенцию и права военнопленных.

— Гансики, я воюю с вами уже больше года. И такого насмотрелся, что вы делали на нашей земле, считая нас за недочеловеков — что с чистой совестью могу порезать вас на ремни, если захочу. Это вам сейчас надо Конвенции соблюдать — потому что мы тех, кто с нашими зверствовал, в плен не берем. А мы имеем законное право с вами сполна расплатиться, за унтерменшей! Куницын, переведи! И скажи им, что если они не будут охотно и правдиво отвечать на вопросы — мы сделаем им очень больно, так что ответят все равно.