Калмыкия. «Располагая большим количеством скота, шерсти и хлеба, оставленным на оккупированной территории… немец пока не трогает у населения скот и шерсть, заигрывает с калмыками и этим создает у части населения иллюзию «освободителя». Отсутствие же немецких гарнизонов в южных районах создает впечатление «полной автономии». Этому способствует абсолютное отсутствие агитационной работы среди населения, партийно-политических органов Калмыцкой АССР, ни в форме листовок, ни в форме живой агитационно-пропагандистской работы» [96, с.88].

Во время моей службы в Кронштадте моими соседями по кубрику оказались калмык из Элисты и русский парень из Астрахани. С моим новым товарищем калмыком мы беседовали о калмыкских корнях В.И. Ленина, бабушка которого по отцовской линии была калмычкой; о крымском партизане Басане Городовикове — племяннике легендарного Оки Ивановича Городовикова; о религии калмыков — буддизме…

Надо сказать, что мой новый товарищ был поражен моей осведомленностью и рассказал о том, что Калмыкия без колебания приняла бы к себе тело В.И. Ленина, которого там очень чтут как сородича. То были годы «перестройки», и тема закрытия мавзолея уже витала в воздухе.

А вот другой мой сосед — астраханский учитель, когда мы остались одни, неодобрительно стал рассказывать о том, что в годы войны Калмыкия фактически восстала, Были вырезаны опрометчиво эвакуированные туда наши военные госпитали, фактически прекратилось движение по дорогам. Немцам не удалось даже углубиться в Калмыкию, но их там ждали. Ждали искренне.

Беларусь. Когда по телевизору показывали Беларусь и как обычно говорили что-нибудь о дружбе народов, мой отец с негодованием выключал телевизор.

— Видел я этих братыв-белорусив, — ворчал он.

Как я понял из его рассказа, в июне 1941 года ему пришлось выходить из окружения. Прошел он пешком от Пинска до Гомеля. Как только их колонна покидала какое-нибудь село, то из крайних хат им в спину обязательно раздавались выстрелы.

Нет, отец не ненавидел беларусов. Он прекрасно понимал, что отступал он по территории, по которой совсем недавно прошли доблестные органы НКВД, залившие Беларусь кровью ни в чем не повинных людей, но стреляли-то не в них, а в Красную Армию.

Я сознательно не буду рассказывать об армии генерала Власова, так как это отдельная огромная тема.

В советской историографии принято широко цитировать мемуары Ф.В. фон Меллентина, но за исключением вот этого абзаца: «Весной 1943 года я собственными глазами наблюдал, как немецких солдат, как друзей, встречали украинцы и белорусы. Вновь были открыты церкви. Многие крестьяне, насильно загнанные в колхозы, надеялись вернуть свои земельные наделы. Население мечтало освободиться от постоянного страха быть сосланным в лагеря, в Сибирь. Допросы тысяч военнопленных и долгие беседы с многими из них убедили меня, что простой русский человек не верил коммунистической партии; очень многие просто кипели ненавистью к партийным функционерам. Нашлись тысячи украинцев и белорусов, которые даже после трагических отступлений немецких войск зимой 1942/43 года взяли в руки оружие, чтобы освободить Россию от коммунистического рабства.

Было интересно наблюдать, как политические деятели Германии вели себя в подобной ситуации. Гитлер освободил русских от довлевших над ними коммунистов-комиссаров, но вместо них поставил своих рейхскомиссаров. Так, украинцы испытали на себе тяжелую руку гауляйтера Коха, вызвавшего всеобщую ненависть. Колхозы на завоеванной нами территории оставались; они лишь были переименованы в общины.

Было лишь разрешено формирование нескольких дивизий из местных казаков и украинцев, впрочем, с большой неохотой. Короче говоря, русским было позволено быть только «Ніwi» (От немецкого «Hilfswilliger» — доброволец), но это не накладывало на наших политических деятелей никаких обязательств. Вместо ссылки в Сибирь тысячи русских мужчин и женщин были отправлены в Германию…

Таким стало «освобождение» людей, многие из которых приветствовали немецких солдат как друзей и благодетелей» [117, с. 247].

У нас в Крыму почему-то не принято говорить о находившихся на службе вермахта эскадронах кубанских казаках, которые доставили ох сколько бед крымским партизанам. Именно кубанскими казаками был вырезан партизанский госпиталь в Васильковской балке. Но разве что ленивый не вспоминает о «татарских добровольцах».

Давайте, наконец, затронем эту тему и мы. Сравнивая с тем, что творилось на огромных просторах Советско-германского фронта, я с чистой совестью заявляю, что в Крыму в октябре 1941 г. никто не стрелял в спину бредущим в горы солдатам и матросам. Хлебом делились, барашков для них резали — это было.

Не было в Крыму и восстания, подобного тому, что полыхало по Кавказу или Калмыкии. Читая наши газеты и псевдоисторические произведения, невольно приходишь к выводу, что «крымские татары» сплошь изменники, а все остальные народы «белые и пушистые».

Но вот что писал в своем научном труде А.В. Басов: «В Крыму проживало значительное количество армян, в том числе бывших дашнаков, бежавших из Армении после антисоветского мятежа 1921 года, из которых оккупанты организовали религиозные общины и комитеты. Низовым звеном армянской общины были кустарные предприятия, мастерские, торговые точки.

Из разных стран прибывали в Крым эмигранты. В Симферополе находился германский разведорган «Дромедор», состоящий из эмигрантов-дашнаков под руководством бывшего военного министра дашнацкого правительства, который имел разведшколу, готовил кадры для «освобождения» Армении. Сотрудники объединенного разведоргана «Вили», объезжая армянские села и лагеря военнопленных, проповедовали идею «Великой независимой Армении» и одновременно вербовали агентов для заброски в тыл Красной Армии. 5 июля 1943 г. армянская община в Симферополе выделила 100 000 руб. центральному комитету в Берлине для военных нужд» [58, с. 209].

«Главный полицмейстер города Симферополя, приехавший в Крым из Болгарии после вторжения немцев, создал болгарский национальный комитет. Один из организаторов этого комитета позже сказал: «Я возглавлял группу болгарских националистов с целью организации болгарского комитета, для чего неоднократно посещал местные органы СД, где получал указания связаться с руководством татарского центра и ознакомиться с методами работы. Одновременно они поставили перед нами задачу: комплектовать добровольцев для немецкой армии; оказывать ей материальную помощь; проводить агитационную работу среди болгарского населения в пользу немецкой армии».

В 1942 году от имени болгар, проживающих в Сейтлерском районе Крыма, некий Коржаев обратился к немецкой администрации с просьбой выслать всех русских и украинцев из болгарских деревень.

Весь Крым был опутан сетью националистических, религиозных и агентурных организаций. В Крыму оказалось много всяких людей «из прошлого» — контрреволюционеров, белогвардейцев, националистов и просто уголовников, которые затаились до поры до времени, недовольные. Некоторые из них оставались врагами Советской власти до конца, они встали в один ряд с фашистами и подлежали уничтожению. Но гораздо отвратительнее были те, которые по своей слабости и беспринципности пошли служить фашистам, то есть стали предателями, и потому вызывали у людей чувство омерзения и презрения гораздо больше, чем нацисты» [58, с. 210].