и Бодх-Гая — священные места, но таковыми их делают чувства, которые испытывают люди, попадая туда. Сама по себе вселенная — это бессмысленное нагромождение атомов. В ней нет ничего красивого, священного или сексуального; всё это порождение наших чувств. Только человеческие чувства делают красное яблоко соблазнительным, а фекалии — мерзкими. Уберите человеческие чувства — и останется лишь совокупность молекул.

Мы надеемся найти смысл, встроившись в некую готовую историю о вселенной, но согласно либеральной интерпретации мира, истина как раз в обратном. Вселенная не открывает мне смысл. Это я придаю смысл вселенной. Таково моё космическое предназначение. У меня нет определённой судьбы или дхармы. Окажись я на месте Симбы или Арджуны, я мог бы выбрать борьбу за корону — но не обязан это делать. С тем же успехом я могу присоединиться к бродячему цирку, отправиться на Бродвей, чтобы петь в мюзикле, или переехать в Кремниевую долину и основать стартап. Я свободен и могу создавать собственную дхарму.

Таким образом, подобно прочим космическим историям, либеральная история начинается с создания нарратива. Утверждается, что творение происходит в каждый момент, и творец — это я. Но какова тогда цель моей жизни? Создавать смысл своими чувствами, мыслями, желаниями и творчеством. Всё, что ограничивает свободу человека чувствовать, думать, желать и изобретать, ограничивает смысл вселенной. Поэтому свобода от таких ограничений — высший идеал.

В практическом смысле те, кто верит в либеральную историю, соблюдают две заповеди: творить и бороться за свободу. Творчество может проявляться в сочинении стихов, исследовании своей сексуальности, создании компьютерных программ или открытии новых химических веществ. Борьба за свободу подразумевает всё, что помогает людям избавиться от социальных, биологических и физических ограничений, будь то демонстрации против жестоких диктаторов, обучение девочек грамоте, поиск лекарства от рака или проектирование космического корабля. В либеральном пантеоне героев Роза Паркс и Пабло Пикассо соседствуют с Луи Пастером и братьями Райт.

В теории это звучит волнующе и глубоко. К сожалению, человеческая свобода и творчество совсем не таковы, какими рисует их либеральная история. Современная наука утверждает, что за выбором и творчеством нет никакой магии: они всего лишь результат обмена биохимическими сигналами между миллиардами нейронов, и даже если вы освобождаете человечество от ярма католической церкви или давления Советского Союза, выбор людям будут диктовать биохимические алгоритмы, столь же безжалостные, как инквизиция и КГБ.

Либеральная история призывает меня искать свободу самовыражения и самореализации. Но и «личность», и «свобода» — мифологические химеры, позаимствованные из волшебных сказок древности. Больше всего путаницы либерализм вносит в понятие «свободы воли». Совершенно очевидно, что у человека есть воля и желания — а порой и возможность исполнять эти желания. Если под «свободой воли» вы понимаете свободу делать то, что хотите, то да, люди обладают свободой воли. Но если под «свободой воли» подразумевается свобода выбирать, чего желать, то такой свободы у человека нет.

Если меня сексуально привлекают мужчины, я волен реализовывать свои фантазии, но не свободен чувствовать влечение не к мужчинам, а к женщинам. Я мог бы решить, что буду сдерживать свои сексуальные желания, или даже попытаться пройти репаративную терапию, но даже само желание изменить сексуальную ориентацию будет результатом взаимодействия нейронов — возможно, под влиянием культурных и религиозных предрассудков. Почему один человек стыдится своей сексуальной ориентации и хочет изменить её, а другой радуется той же ориентации, совсем не испытывая чувства вины? Вы можете сказать, что у первого более сильно религиозное чувство. Но разве люди выбирают, какими религиозными чувствами обладать, сильными или слабыми? Опять же, человек может решить, что каждое воскресенье будет ходить в церковь, чтобы укрепить свои слабые религиозные чувства, — но почему один стремится стать более религиозным, а другого вполне устраивает атеизм? Причиной могут быть самые разные культурные и генетические факторы — но никак не «свободная воля».

То, что справедливо в отношении сексуального влечения, справедливо и для любого другого желания — а также для всех чувств и мыслей. Возьмём, к примеру, любую мысль, возникающую в вашей голове. Откуда она взялась? Вы сами выбрали эту мысль, а затем начали её развивать? Очевидно, нет. Процесс самоанализа начинается с простых вещей и постепенно усложняется. Сначала мы осознаём, что не контролируем мир вокруг нас. Не я решаю, когда пойдёт дождь. Затем мы понимаем, что не контролируем происходящее внутри нашего тела. Я не могу управлять своим кровяным давлением. После приходит понимание, что мы не властны даже над своим мозгом. Не я указываю нейронам, когда возбуждаться. И наконец, приходится признать: мы не контролируем не только свои желания, но и реакцию на эти желания.

Это понимание может сделать нас менее зацикленными на своём мнении, чувствах и желаниях. У нас нет свободной воли, но мы можем стать более свободными от тирании нашей воли. Люди обычно придают так много значения своим желаниям, что пытаются контролировать и формировать весь мир в соответствии с этими желаниями. В погоне за своими желаниями люди летают на Луну, ведут мировые войны и дестабилизируют всю экосистему. Если мы поймём, что наши желания не являются магическими проявлениями свободного выбора, а скорее являются продуктом биохимических процессов (под влиянием культурных факторов, которые также находятся вне нашего контроля), то сможем меньше патокать этим желаниям. Лучше понять себя, свой ум и свои желания, чем пытаться реализовать любую фантазию, которая всплывает в нашей голове.

Первый шаг в этом путешествии состоит в том, чтобы признать: «я» — это выдуманная история, которую постоянно сочиняют, дополняют и переписывают сложные механизмы моего мозга. В моём сознании есть рассказчик, который объясняет, кто я, откуда я, куда иду и что происходит прямо сейчас. Подобно провластному политологу, комментирующему последние события, внутренний рассказчик постоянно лукавит, но почти никогда (или вообще никогда) в этом не признаётся. И точно так же, как государство формирует национальный миф с помощью флагов, символов и парадов, наша внутренняя машина пропаганды создаёт персональный миф с помощью драгоценных воспоминаний и лелеемых травм, которые зачастую весьма далеки от истины.

В эпоху Facebook и Instagram этот процесс мифотворчества стал заметнее, чем когда-либо, поскольку частично перенёсся из головы в компьютер. Это зрелище завораживает и пугает: люди тратят огромное количество времени, конструируя и украшая идеального себя в сети, привязываются к собственному творению