Это не были ни кутах, ни “позолоченные”. Обычная пехота, с какой Элиен уже имел дело на Сагреале и дважды на Киаде – когда его брали в плен и когда он из плена бежал.

Как и тогда, Мяса Хуммера было предостаточно. Уверенные в своей победе, наглые, они в последний раз, не особенно целясь, разрядили в пришлецов свои луки и взялись за мечи.

Элиен мог поклясться, что по меньшей мере десяток стрел предназначался непосредственно для Леворго. Но Хранителю Диорха стоило лишь неуловимо взмахнуть своим диковинным мечом, чтобы куцые птицы смерти шарахнулись от него в стороны, как стайка перепуганных синиц.

Времени удивляться не было. Впервые за день вкусивший крови меч Элиена жаждал большего.

Сын Тремгора бросился на ближайшего герверита. Тот уклонился от первого удара, ловко уйдя в сторону. От второго герверит закрылся щитом с уже набившей сыну Тремгора оскомину белой чашей.

Но напор Элиена был неостановим. Опрокинув противника ударом ноги, он довершил начатое выпадом в живот.

С тремя другими сын Тремгора вступил в утомительный танец меж деревьев и едва не получил копьем в спину от четвертого, но подоспевший Леворго обрубил негодяю копье вместе с руками. Леворго еще не успел нанести ему второй удар, отсекающий голову, – удар милосердия, – а лес уже взорвался боевым кличем подоспевших паттов.

Гервериты оказались отнюдь не трусами. Элиен, в глубине души лелеявший надежду, что при появлении без малого шести сотен паттов недруги сразу же ударятся в бегство, с удивлением обнаружил, как высоко поставил Урайн дисциплину в своей армии.

Впрочем, оно и неудивительно: средства у герверитского тирана были подходящие. Небось обещал отдать каждого десятого из струсившей девеги на поживу кутах. И наверняка свои обещания сдерживал.

Две волны воинов столкнулись и сразу же перемешались – ни о каком правильном строе в лесу не приходилось и помышлять. Зазвенела сталь. Раздались яростные крики и стоны раненых.

Элиен рубил направо и налево, когда было надо – подбавлял жару полупудовым кулаком и ногами. Но все его мысли были поглощены дочерьми свела; он обрел душевное равновесие только тогда, когда прорубился к ним через восемь пар сражающихся.

Патты зачарованно глядели вслед Элиену, который промчался сквозь герверитов кровавым ураганом, проскользил ядовитой змеей, протек изменчивой водой. Они первый раз в жизни видели сына Тремгора, идущего Путем Воина.

А сын Тремгора уже присоединился к сестрам, на которых гервериты нападали особенно охотно, считая их легкой добычей. Но девушки ни в чем не уступали самым опытным бойцам. Попирая ногами пятерых зарубленных противников, они давали достойный отпор каждому, кто пытался приблизиться к ним ближе, чем позволяют светские приличия.

Элиен и дочери свела втроем составили отменный боевой треугольник. Сын Тремгора подумал, что в такой приятной компании он готов рубиться хоть целую вечность.

Когда казалось, что гервериты вконец обескровлены, что они вот-вот ударятся в бегство и тогда можно будет наконец-то гнать их до самой реки, выстилая свой путь иссеченной плотью, даря пощаду раненым и сдавшимся на милость победителя, с севера ветер принес переливы боевых труб. К герверитам шла подмога.

Паттам ждать подкреплений было неоткуда. Каждый знал, что немногочисленные защитники Хоц-Але затаились в болотных засадах, среди хитросплетения ветвей засеки, прильнули к каменным бойницам цитадели и к отворам стрелковых гнезд в кронах деревьев. Ни один воин – сивый ли старик с дедовской секирой, юная ли девушка с колчаном за плечами – не будет лишним, когда к поселению выйдут главные силы герверитов.

Элиен, рассекая олений череп на шлеме подвернувшегося под руку врага, подумал, что несмотря на отчаянную отвагу паттов, на его собственное умение сражаться, на поддержку мудрого хранителя Диорха, они могут и не дойти до Лон-Меара.

Сын Тремгора недооценивал Леворго. Когда второй отряд герверитов присоединился к первому и они, удвоив рвение, начали теснить паттов, над сечей зазвучал голос Хранителя Диорха.

Этого языка Элиен не знал, и даже напиток эверонотов не мог помочь ему в этом. Это не был ни один из языков Севера, этих слов отродясь не слышал никто из ныне живущих на Юге. Это не были те звенящие кровавым железом заклинания, которые звались Истинным Наречием Хуммера.

Леворго говорил – и все слышали рокот океанского прибоя, первый весенний гром над клеверными лугами, стук молота в руках Висморлина, заколачивающего алмазные гвозди в небесный хрусталь. Все – и патты, и гервериты, – опустив оружие, смотрели на Леворго. И даже те, которым мешали разглядеть Хранителя Диорха чужие спины и стволы деревьев, видели его.

Волнистый меч Леворго был вонзен в шишастый ствол Древнего дуба, похожего на сторукого властителя морских глубин, которого вольные торговцы почитают под именем Шилола. С каждым новым словом Леворго в дуб входила неведомая жизнь.

Меч подрагивал. Дрожь перешла в размеренные волнистые колебания. Меч извивался змеей, кора дуба потекла золотистыми сполохами, обращаясь чешуей, из земли показались шевелящиеся корни. Ветви дуба обвили стволы соседних деревьев, и, опираясь на них, над толпой замороженных ужасом герверитов восстало уже не дерево, но существо.

Выпростав из-под земли корни-щупальца, оно диковинно вывернулось, опустив ветви на землю, и покорно подставило Леворго свой чешуйчатый ствол-спину. Тот вскочил на него, как лихой наездник, и, ухватившись за рукоять меча, сросшегося с новорожденным дивом в единое целое, уже совершенно по-человечески, по-грютски, вскричал “Хиэ-э-йяа!”.

Воины освободились от оков Наречия Перевоплощений, и началось избиение. Взметнулись сотни щупалец. Они рвали герверитов на части, мозжили их о стволы деревьев, впивались в них тонкими отростками, бывшими некогда сухими веточками. Патты, издав радостный клич, помогали Леворго как могли.

Вот теперь гервериты побежали. Они быстро откатились к реке, где у берега стояло не менее десяти сагерн, но отчалить удалось далеко не всем.

Патты ворвались на корабли. Бой закипел на палубах.

Часть герверитов под приказное рычание лантатов, которые навидались в Варнаге всякого и понимали, что в случае бегства с поля боя их ждет совместная трапеза с кутах, кое-как построились “ежом”. Чудовище Леворго напоролось на плотный частокол копий. Из разодранных щупалец хлынула нежно-салатовая кровь.

Но Леворго, грозно прикрикнув на своего невиданного боевого коня, поднял его на дыбы и, заставив выгнуться аркой, обрушился на головы герверитов с высоты в шестьдесят локтей. Строй распался.

Однако даже теперь гервериты, лишенные последней надежды на победу, продолжали сражаться. Несколько отсеченных щупалец извивались у них под ногами. Но могут ли выстоять люди перед вековым исполином, вобравшим в себя силу земли и мощь Наречия Перевоплощений? Чудовище убивало их десятками, швыряло в воду, давило всем весом своего исполинского тела-ствола.