– Поэтому ты поднял бунт в Адраме? Не очень-то похоже на стремление к миру.

Иссур отвернулся, будто я влепила ему пощечину хлесткими словами.

– У меня было время подумать обо всем в тюрьме. Да и сейчас я только и делаю, что думаю о будущем, пока сижу в четырех стенах.

– Надеюсь, нам не стоит ждать от тебя очередного переворота или предательства? – в лоб спросила я.

– Я хочу уехать куда-нибудь подальше от всех вас и начать жизнь заново, – хмуро признался Иссур. Я была только рада: никогда больше не видеть его самодовольную рожу – мое заслуженное счастье. – В общем, я хотел сказать… спасибо, что выполнили условие Дана.

Я обессиленно кивнула и замерла, услышав его следующие слова:

– Все мы должны бороться за дорогих нам людей, и ты не сдавайся, ведьма. Тиру я бы на твоем месте поджег волосы на голове… и не только на голове за его гнилой язык. Не заполучил тебя сам – решил отвадить другого. Как это похоже на братца. И вообще, нет у меня времени болтать с тобой. Спать пора, а ты тут забалтываешь меня.

С этими словами он с довольным видом зашагал прочь, едва не врезавшись в распахнувшуюся дверь покоев Тира. Я мигом поборола изумление и скользнула в свою комнату, закрыв замок. И правильно сделала, потому что уже через минуту дверная ручка задергалась – Тир пытался войти.

– Амаль, открой, прошу тебя, – раздалось жалобно из-за двери.

– Хоть это и ваш дом, в свою комнату я вас не пущу, достопочтенный воевода. Лучше так, чем от злости сожгу вам волосы, как советовал Иссур.

– Прости меня. Я – дурак. Болтливый дурак.

– Пошел вон, болтливый дурак, – буркнула я и поплелась к кровати, не слушая его сбивчивых оправданий, приглушенных дверью.

Силы окончательно покинули мое тело, и я рухнула в постель, кое-как раздевшись. Ничего не слышать, ни о чем не думать. Только спать и молиться, чтобы эта длинная ночь оказалась дурным сном.

* * *

Утро встретило лучами холодного солнца. Такого же холодного, как я сама. Каждый день, приближавший нас к смерти цесаревича, отныне будет давящим и длинным, но меня терзало отнюдь не предчувствие грядущего переворота. Всю ночь мне снились теплые объятия Амира, его улыбки, поцелуи и признания. Снилось все, чего я больше никогда от него не получу. Осознание ударило неожиданно, словно кто-то вдруг насыпал за воротник ушат снега, а потом поджег обмороженную кожу.

Камин давно потух, отчего в комнате царствовал холод. Я натянула на себя плотные брюки и теплую рубаху, кое-как заправив ее, накинула шерстяную шаль, но так и не сумела согреться. Холод пронзал каждую жилу, и рождался он где-то глубоко внутри. Из зеркала на меня смотрела все та же измученная девица. Разве поверит Амир, что на такую меня позарился Эрдэнэ – тот, кто перевидал столько женской красоты?

Собравшись с духом, я открыла замок и вдруг поняла, что Игла наверняка не смогла попасть ночью в спальню. Впрочем, раз она не ломилась с руганью в дверь, значит, сумела найти себе место для сна. Ноги сами принесли меня по пустому коридору к двери малой гостиной, где спал Амир, да так и застыли. Я оказалась не в силах шагнуть дальше. Глупый страх пронзил каждую косточку, и потому я попросту сбежала.

В столовой собралось уже больше десятка человек, и взгляд каждого метнулся ко мне, стоило появиться на пороге. Я нашла среди них Эрдэнэ и почти шагнула к нему, но вдруг замерла. Что все они думают? Считают меня дешевой подстилкой? Шлюхой? Разве это должно меня волновать? Но почему-то волновало.

Эрдэнэ заметил мое замешательство и мягко улыбнулся, оставшись рядом с Илмаром. Справа от него сидела сонная Игла, которая о чем-то шепталась с Ратнаром. Она мазнула по мне взглядом, покачала головой и продолжила разговор. Подозревала ли Дания меня в измене брату?

Лиры в столовой не оказалось – наверняка спала рядом с Амиром.

Не в силах выносить чужие взгляды и собственную ревность, я плюхнулась между Ансаром и Даниром. Они мигом замолчали, одарив меня одинаково обеспокоенными взглядами.

– Амаль Кахир, мне жаль, что ваша жизнь оказалась на обозрении всех нас, – прошептал мне Ансар, отчего я едва удержалась, чтоб не стукнуться лбом об стол. – Но знайте, что перебежчик вас недостоин. Мы вас не осуждаем. Никто не осуждает.

– Прошу, давайте забудем об этом? Сделайте вид, что ничего не слышали, иначе я сойду с ума, – взмолилась я. Аппетита не было и без этого разговора, но теперь от вида еды меня затошнило.

Выпив воды, я вскочила и понеслась прочь от любопытных взглядов. Прочь из дома! На улицу! Шаль почти не согревала, но я нуждалась в глотке морозного воздуха. За ночь крыльцо засыпало снегом, который уже притоптали. Я замерла, услышав за спиной неторопливые шаги.

– Я поговорю с твоим навиром и все ему объясню. – Голос Эрдэнэ раздался прямо за моим плечом, у самого уха.

– Не нужно. Я втянула тебя в это, мне и разгребать.

– Негоже девушке объясняться и оправдываться в несуществующей связи с мужчиной.

– Нет, я хочу рассказать ему сама. – Я обернулась к Эрдэнэ, который смотрел на меня серьезно и твердо, без жалости и ехидства. Он все понимал. – Если Амир не поверит, значит, так тому и быть.

– Прежде тебе придется оторвать от него бывшую невесту. Кажется, она решила пустить корни в малой гостиной, – хмыкнул Эрдэнэ.

– Давай скормим ее твоим девочкам? Уверена, дворянок они еще не ели.

Мы оба хихикнули, и тяжкий камень на сердце вдруг показался чуть легче. Я позволила Эрдэнэ увести себя в большую гостиную, чтобы обсудить наше положение и план действий.

Ночью они с Илмаром выяснили, что в Даире стало еще неспокойней. Убийства навиров не прекращались, дома членов совета горели, как стога сена. Кто-то – Мансур – в ярости уничтожал всю правящую верхушку Нарама. А в том, что Мансур в ярости, я не сомневалась.

Тир на собрании так и не появился. Видимо, спал пьяным сном. Иссура, конечно, тоже никто не звал. Около полудня дверь в гостиную скрипнула, и мое сердце тревожно подпрыгнуло – на пороге стоял Амир. Он сонно рассматривал нас, еще опираясь на створку, но казался уже гораздо живее, чем вчера. Наверняка помогали чудодейственные отвары Иглы. Над его плечом завис Реф. Я встретилась с Амиром глазами, но не смогла вынести эту пытку и отвела взгляд. Слишком стыдно, слишком страшно, слишком… все слишком. Амир