отправляться в банк. В пять минут одиннадцатого я нервно мерил шагами

комнату; в одиннадцать пятнадцать я метался по ней, как срикошетившая пуля.

Шаг за шагом я еще раз проанализировал наш план: не напутал ли я чего.

Несколько раз я прогнал в памяти наш с Юппом разговор. Все было предельно

ясно, перепутать я ничего не мог. Я жду, Юпп – возвращается.

В половине одиннадцатого я уже успел дважды принять душ, тем не менее с

меня градом катил пот. Что-то не сработало. Юпп попал в ловушку? И теперь

ждет, когда я явлюсь во всеоружии и вызволю его? Ему же будет лучше, если я

сам приду с повинной, заявив, что вся операция была спланирована мной и он

действовал исключительно по моему принуждению.

Я не знал, что делать. У меня не было ни малейшего представления,

какова стандартная процедура на тот случай, если ваш партнер провалился и не

может явиться к началу величайшего банковского ограбления всех времен и

народов.

Так что же, Юппа сцапали? И сейчас он на пути в Ле Бомметт? Я включил

радио – авось скажут в новостях. Ни шиша. Я выбежал на угол, там стояла

телефонная будка, набрал телефон банка. Изобразив какой-то нелепый акцент: я

попросил мадам Жюйе. «У нее занято».

Ложь? Или она все-таки на работе, как мы и договаривались? Сомнения,

вопросы. Они навалились все разом и погребли меня под собой. Я большой

мастак заложить за воротник, а не по части уложить кого одним ударом и

прочее. Тихий пьянчужка, не герой. Я был в полной растерянности. Уныло

дотащился до нашей базы – вдруг Юпп все же материализовался. Нет. Он

опаздывал уже на час.

Оставив на столе записку, я поехал к дому, где мы пристроили старушку.

Метод Гроббса

Найди кого-нибудь, кто все сделает за тебя.

В одном мне все-таки повезло – Юпп, взявший техническую разработку

операции на себя, как-то привел меня на квартиру, которой суждено было стать

пристанищем для бабули, так что я хотя бы теоретически знал, где искать

концы. Ничего иного мне в голову не приходило. Не звонить же в полицию с

тем, чтобы заявить им о пропаже Юбера.

Я вошел в квартиру, воспользовавшись запасным ключом, доверенным мне

напарником, – странно, как я ухитрился не потерять его. Отперев ванную, я

обнаружил старую даму, увлеченно тыкающую кнопки электронной игры, которой

мы ее предусмотрительно снабдили.

– Ты один из похитителей или и впрямь полицейский? – поинтересовалась

бабуля, ни на секунду не отрываясь от игры.

– Похититель.

– Да? А зачем было напяливать на себя форму?

– Людям почему-то так больше нравится. Не хочу отрывать вас, я вижу, вы

заняты, но не знаете ли вы, часом, где мой коллега?

– Мы говорим об одном и том же человеке? Такой тощий, вроде жирафа, он

еще привез меня сюда? Довольно сообразительный, надо сказать, игрушку взял -

одну из лучших. Но где он сейчас, право, не знаю. Он как-то промолчал об

этом. Сказал только, что появится позже – и все.

Я совсем пал духом. Удар за ударом. Я сел на край ванны, чтобы не

перегружать мое и без того перегруженное сознание необходимостью сохранять

вертикальное положение.

Игрушка попеременно издавала: бип – буп – уоп – зиип.

– Но можешь спросить меня, что приключилось с твоим приятелем, когда я

видела его последний раз. Довольно забавная штука.

– А когда вы видели его последний раз?

– На пороге. Он меня запер – весьма вежливо, надо сказать. У вас тут

хороший район: я как раз осматривала из окошка окрестности, а твой коллега

выходил из дома. На него набросились сразу трое и запихнули в фургон.

Выглядело это совсем как похищение. По-моему, это редкое невезение для

похитителя – быть похищенным самому. Кстати, скажи, моя дочь – она не имеет

к этому отношения?

– Нет. – Я постарался сказать это как можно убедительнее: Сесиль не

имела к этому отношения, хотя, может статься, была бы тому рада. Я подумал,

что можно спросить, не записала ли она номер этого фургона, хотя вопрос – а

что бы я делал, будь даже он записан? Я, может, в этой форме и похож на

полицейского, но я не из полиции.

– Номер я не запомнила. Но это был фургон какой-то компании, торгующей

оливками. Название компании – оно было написано на машине большими буквами.

И адрес – где-то в Ницце. Лично я не стала бы доверять никому, кто родом из

Ниццы. На мой взгляд, твоему коллеге можно посочувствовать...

Старушка принадлежала к тому поколению, для которого ненавистными

чужаками были те, кто живет километров за сто от их округи: в ту пору власти

еще не прибегали к масштабному экспорту иностранцев, которых можно объявить

причиной всех несчастий бедных французов.

И слава богу! Теперь у меня была зацепка. Когда мы ездили на футбол, на

стоянке у стадиона я видел фургончик, украшенный надписью «Афинские

оливки». Он привлек мое внимание по той причине, что хотя оливки, как

и вино, можно найти везде и всюду, найти настоящие длинные оливки (как и

настоящее хорошее вино) – проблема. А кроме того, адрес, написанный на

фургончике, упоминал улицу, где жила юная дева, большая любительница

заниматься этим делом, повиснув на флагштоке. (Будучи незрелым юнцом и не

зная, когда соединение душ возможно, а когда – нет, я обреченно проводил ее

до самого дома, где провел все выходные: она развлекалась на крыше с тремя

киношниками, а я варил для них кофе и подавал освежающие напитки.)

Оливки

Я знал довольно много людей из преступного мира, которые с

удовольствием выкроили бы из жизни часок-другой, чтобы попинать Юбера

ботинком по голове. Почему бы не предположить, что есть еще и другие, о

которых я не знаю, и что последних несколько больше?