Несомненно, что во фронтальном бою ни М. фон Притвицу, ни П. фон Гинденбургу никогда не удалось бы окружить русских на рубеже реки Ангерап. Численность сил сторон была примерно равна, а сражение проходило на узком фронте, стесненном от фланговых обходов труднопроходимой местностью. Однако вторжение в Восточную Пруссию только на одном направлении, и затяжные бои в восточной части королевства не вызвали бы паники среди местного населения, ибо германцы умели в оборонительных боях сдерживать русский напор. Это положение подтверждают все последующие попытки русской 10-й армии войти в Восточную Пруссию, и терпевшей неудачу при общем превосходстве в силах.

Генерал от кавалерии Александр Васильевич Самсонов стал одним из главных виновников поражения, но помимо субъективных действий командования существовали и объективные, складывавшиеся как из общей стратегической обстановки, так и из общего уровня военного искусства русских командиров, чьи взгляды, к сожалению, не соответствовали принципам ведения современной войны. Как справедливо говорит А.А. Свечин, «вопрос о причинах неудачи вторжения Самсонова и Ренненкампфа в Восточную Пруссию следовало бы ставить не в плоскость правильности или ошибочности идеи плана вторжения по обе стороны Мазурских озер, а в плоскость рассмотрения, отвечала ли эта идея уровню подготовки русского высшего командного состава»[254].

Основная критика действий русских военачальников строится на том факте, что главкосевзап Я.Г. Жилинский не сумел организовать взаимодействия армий фронта; в то же время командармы, не сообщавшиеся между собой напрямую (только через штаб фронта), также не думали об этом. Какова причина такому подходу, при котором в самом начале операции русская сторона даже не мыслит об объединении усилий обеих армий во имя разгрома противника? Ответ дает вышеприведенная телеграмма Ю.Н. Данилова о планируемой переброске частей 1-й армии на Вислу еще до окончания Восточно-Прусской операции – крайняя переоценка собственных возможностей русскими высшими штабами.

Представляется, что успех Гумбинненского сражения в смысле надлома психологии и воли штаба германской 8-й армии стал роковым не только для немцев, но и для русских. Именно здесь высшие русские штабы убедили себя, что качественная подготовка германских войск и их командиров невысока. Действительно, что должны были думать в Ставке и штабе Северо-Западного фронта к 10 августа? Во-первых, немцы были разгромлены 1-й русской армией в открытом полевом сражении. В то же время 1-я армия уступала по своим силам 2-й армии: три (с бригадой) корпуса в 1-й армии и четыре (+1-й армейский корпус, переданный к тому времени в распоряжение Я.Г. Жилинского из ведения Ставки) корпуса во 2-й армии. То есть силы, вверенные Самсонову, были несколько больше, нежели у П.К. Ренненкампфа, который все равно сумел разгромить противника при Гумбиннене – ту же самую 8-ю германскую армию.

Можно сказать, что с переносом усилий на южный фас своего оборонительного фронта немцы получали для своего контрудара еще и 20-й армейский корпус Ф. фон Шольца, однако, по русским данным, 1-й армейский корпус отошел в Кенигсберг. Так сделали бы на месте немцев сами русские, что и не позволило усомниться в этих сведениях. Предположить, что корпус Г. фон Франсуа будет переброшен из района Кенигсберга на крайний правый фланг во имя исполнения операции на «Канны», в русских штабах не смогли. А установить сам факт переброски – не сумели. Иначе говоря, русские предполагали, что как минимум один корпус противника (1-й армейский) будет защищать Кенигсберг, а прочие (1-й резервный, 17-й и 20-й армейские) уходят за Вислу.

Такой шаг вытекал из самой логики поражения при Гумбиннене и выдвижения к железнодорожной магистрали, ведшей за Вислу, корпусов 2-й русской армии. Что характерно, именно так ситуацию оценил и немецкий командарм-8 М. фон Притвиц унд Гаффрон. Поэтому-то командарм-2 А.В. Самсонов, предполагавший свое существенное превосходство в силах над неприятелем, и выходил к линии Сольдау – Алленштейн на столь широком фронте, ибо не опасался мощного контрудара: беспокойство стало ощущаться только 12-го числа.

Вдобавок германские ландверные и, тем более, ландштурменные части не принимались в расчет русским командованием в той степени, в какой это было необходимо. В России расценивали немецкий ландвер и ландштурм по образцу собственных действительно неважно подготовленных второочередных дивизий и ополченских частей. Отсюда и такое отношение. Но дело не только в качестве подготовки. Еще и в офицерском составе резервных войск, на который немцы не скупились. Еще и в том факте, что действия ландвера поддерживались батареями тяжелой полевой артиллерии из крепостей, не дававших шанса для равной огневой борьбы русским легким 3-дм орудиям. Поэтому стойкость германского ландвера и была столь высока: за их спиной стояла тяжелая артиллерия, останавливавшая яростные русские атаки лучшей по качеству пехоты.

Исходя из всего этого (победа более слабой по сравнению со 2-й армией 1-й русской армии при Гумбиннене; неучет ландверных и ландштурменных войск при общем подсчете сил и средств; невозможность предвидения вывода германцами в поле крепостных гарнизонов), главкосевзап Я.Г. Жилинский совершил еще две роковые ошибки, которые наряду с главной – отсутствие организации взаимодействия между армиями фронта в решении главной задачи по разгрому противника – стали основными причинами поражения при Танненберге.

Во-первых, из 2-й армии в состав 1-й армии был передан 2-й армейский корпус С.М. Шейдемана, в то время как местонахождение 2-го корпуса во втором эшелоне 2-й армии не позволило бы немцам осуществить маневр на окружение. Слабое германское «кольцо» всегда прорывалось из глубины подошедшими дивизиями 2-го армейского корпуса (к которым наверняка присоединили бы и войска 6-го корпуса), и «Канны» рушились бы как карточный домик. Соединенные удары 2-го армейского корпуса извне «котла» и массы 13-го и 15-го армейских корпусов изнутри наверняка разрывали бы фронт окружения, так как задействованные здесь силы немцев были довольно невелики. И все это при том, что к Нейденбургу подходили первоначально отброшенные части 1-го армейского корпуса и 3-я гвардейская пехотная дивизия.

Во-вторых, Жилинский своевременно не проинформировал Самсонова, что 1-й армейский корпус передается в полное подчинение командарму-2. В итоге генерал Самсонов только и успел, что отрешить комкора-1 Л.К. Артамонова от должности в тот период, когда дорога каждая секунда. В дополнение ко всему прочему, даже тогда генералом Самсоновым не был назначен ответственный начальник группы войск левого фланга 2-й армии, что и позволило командиру 3-й гвардейской пехотной дивизии Л.О. Сирелиусу уклониться от подчинения сменившему Артамонова А.А. Душкевичу в период сражения под Сольдау. Задуманный контрудар был сорван, и немцы устремились в тыл центральной группе корпусов 2-й армии всей массой пехотных дивизий 1-го германского армейского корпуса.

Так что главным виновником катастрофы 2-й армии в Восточно-Прусской наступательной операции августа 1914 г. на субъективном уровне является Верховное командование. Не будь данного фактора, все возможные огрехи и ошибки командования Северо-Западного фронта и армий сглаживались бы одним только соотношением сил. Правда, окружить и уничтожить 8-ю германскую армию русские, скорее всего, все равно не смогли бы (невысокие по сравнению с противником темпы операции, предпринимаемые П.К. Ренненкампфом и А.В. Самсоновым, продемонстрировали это). Но зато не было бы и поражения при Танненберге, а для выполнения целей войны (краха «Плана Шлиффена»), как выяснилось, хватило только лишь одного Гумбиннена.