Когда он шёл меня встречать, он изучил мою жизнь, всю мою родословную. Он знает жизнь близких мне людей, всё так, как оно было на самом деле.

— Что ж, тогда мне не надо будет вспоминать ещё раз то, что вызывает во мне ужас.

— Бабушка, а где он сейчас? Ты что-нибудь знаешь о нём или виделась?

— Нет! Не хочу встречаться с ним. Он ненавистен мне. Но я его видела. Ведущий его приходил ко мне, говорил, что встреча возможна. Да я отказалась. Тогда он предложил мне посмотреть на него, может что изменится, ведь его образ здесь иной, и он во многом стал лучше. Он исправляется. Мне с трудом в это верилось.

— И ты решилась посмотреть на него?

— Да, женское любопытство взяло верх надо мной.

— Что тобою двигало ещё кроме любопытства?

— Пожалуй, ничего. Он был красивым мужчиной при жизни на Земле, и мне хотелось посмотреть на него, каким он стал. Любви я к нему не испытывала, а с годами стала ненавидеть…

— Ты была там, где находится он?

— Нет. Его Ведущий показал мне его жизнь иным образом. Вот, что я увидела: высокий широкоплечий мужчина с рыжеватыми волосами ниже плеч, оголён по пояс; штаны ветхие, изодранные; руки широкие, натруженные. Я сначала видела его со спины. Он вышел из дома, если эту лачугу можно назвать домом… Скорее — нора в земле, лишь дверь деревянная, а в ней небольшое округлое отверстие, должно быть, вместо окна. Он вышел из своей лачуги и пошёл вниз по тропке. Кругом подобные строения, люди снуют, но всё моё внимание было лишь на нём, я хотела видеть его лицо. Так он дошёл до большого входа в гору и слился с потоком похожих на него людей. В полумраке я видела, как он работает. Но его лицо я не могла рассмотреть, лишь глаза вспыхивали двумя живыми огоньками, когда он поворачивался в сторону горевшего вдали факела. У него длинная борода, отчего он ещё больше казался похож на зверя.

— Почему ты в нём до сих пор видишь зверя?

— Не знаю, Николай. Не знаю…

— А что было потом?

— Я всё-таки рассмотрела его при нормальном свете, когда он вышел из забоя на улицу и умылся. Да, его Ведущий был прав, он действительно сильно изменился. Ему было так не присуще сострадание к другим. А что же видела я? Он помог дотащить руду в корзине споткнувшемуся человеку. Мало того, он прижал его к себе и говорил что-то успокаивающее, но я не могла расслышать его слов. Николушка, я не верила тому, что видела…

— А как он выглядит?

— Я уже говорила, что он бородат. Издали похож на старика. А приглядишься — молод и полон сил. Глаза голубые, ресницы рыжие, почти бесцветные. Это всё, что можно было рассмотреть на его лице. Когда он повернулся боком, то прорисовался римский профиль.

— Твоё любопытство было удовлетворено?

— Конечно, но сострадания, жалости или хоть какого-нибудь интереса он во мне не вызвал. Для меня он был и останется чужим человеком.

— И что же теперь?

— Да ничего. Всё идёт своим чередом. А Ведущий спросил у меня: «Хочешь ли ты, чтобы твоему мужу сообщили о твоём приходе?» «Нет», — ответила я. «Почему?» — удивился Ведущий. «Я хочу, чтобы он забыл обо мне, как и я о нём. Разве ты не видишь, что мы разные люди? Я никогда не желаю его видеть». «Твои слова обдуманы?» «Да». «И ты никогда не пожелаешь встречаться с ним, даже по истечению срока его наказаний?» «А на сколько лет он отправлен на рудники?» «На двести лет, но уже меньше. К тому же он исправляется, и я, как его Ведущий, буду ходатайствовать о нём, чтобы сократили срок повинностей». «Нет. Я не желаю видеть его ни сейчас, ни потом», — я была решительно настроена, и Ведущий не стал со мной спорить, особенно после слов: «Если он исправляется, значит ему становятся не чужды боль и разочарование; он осознаёт, что есть истинная радость. А если так, то я не хочу ему причинять лишней боли. Он, наверное, тешит себя надеждой быть вместе со мной, но пусть лучше сразу знает: нет — и всё». «Я не совсем тебя понимаю», — сказал Ведущий. «Пусть исправляется и дальше, но не ради меня, а ради себя самого. Так он избежит разочарования» … «Это понятно, но ты не хочешь, чтобы он знал о твоём приходе в этот мир?» «Да. Я не хочу. Ты ему лучше сразу скажи, что в силу определённых обстоятельств мы никогда не сможем быть вместе». «Я вижу, ты тверда в своём решении. И в тебе нет к нему никакого сострадания. А о любви лучше и не говорить: ты его никогда не любила». «Я не буду отрицать твоих слов. Они верны». «Тогда я ухожу». «Удачи в пути и работе», — от души пожелала я Ведущему и проводила его до двери, — вот такие дела, Николушка.

— Бабушка, но ты сказала, что живёшь пока одна. Что ты имела в виду?

— О! Я жду свою любовь…

— …?

— Да-да! Не удивляйся. Когда мне было около сорока лет, в нашем селе появился врач. Знала, что он женат. Однако сердцу не прикажешь. Старалась его избегать, но тщетно! В моём сердце жил он, и только он. Мне жизнь показалась краше. Я летала…

— А он? Как он относился к тебе?

— Несколько лет жила в томлении… Однажды мои сомнения были разрушены: мы встретились случайно в почтовой карете. В город нас ехало только двое. Всего несколько часов езды, а радость на годы! Конечно, меж нами не было ничего предосудительного. Он человек чести: узы брака святы. И я не пыталась разбивать его семью. Знаю, каково воспитывать детей женщине одной. А детей у него — семеро!

— И как же вы мирились со своим положением?

— А нам не надо было многого! Хватало при встрече взгляда и улыбки. Иногда ночами во сне мы были вместе и счастливы. Именно сны и вселили в меня уверенность, что и здесь мы будем вместе. Ведь наши души соприкасались…

— Как прекрасна твоя история и необычна. Я рад за тебя, бабушка, если вы соединитесь и будете вместе.

— Я с нетерпением жду этой встречи. И хочу выйти его встречать.

— Ты уже что-то успела узнать?

— Да. Он болен чахоткой. Удерживала его на Земле только я, а теперь его жизнь угасает быстро, и он очень скоро станет Путником…

В этот вечер мы долго засиделись с