— Я говорить буду. Чего надо?

— Выходи по одному, руки в гору, — крикнул я в ответ. — Или взрываем всех к бениной маме.

Судя по всему, он чего-то другого ждал, так как явно озадачился. Я решил ему времени на размышления особо не давать, не о чем ему думать, поэтому просто продолжил речь:

— Условия и прочее обсуждать не буду. Через минуту самое позднее из дома должен выйти первый из вас, добежать до трансформаторной будки, положить оружие и отбежать к путям. Там лечь лицом вниз. Затем следующий — и так пока все не выйдете. Затем мы рванём здание, больше предупреждений и уговоров не будет. Кто не спрятался, мы не виноваты. Вопросы не задавайте, всё равно не отвечу.

И, прокричав эту речь, я рванул назад, за складской корпус, и оттуда уже к укрытию. По большому счёту нам всё равно, но трофеи пригодятся. Но даже если придётся взрывать, то основным планам это не повредит, маневровый и платформы стоят далеко, до них даже обломки не долетят.

Героев среди уголовников не нашлось. Возможно, сработал стереотип «Арест не смерть, а всего лишь срок». В новых условиях актуальность он вроде как потерял, но сами его носители этого до конца не осознали. По одному они покидали жёлтый двухэтажный домик, бежали куда сказано, разоружались и укладывались лицом вниз, скрестив руки на затылке. Когда тот самый лысый, что показался в окне, крикнул: «Всё, никого не осталось!», к ним приблизилось несколько деревенских мужиков, сноровисто принявшихся вязать им руки проволокой.

На веру ничего принимать не стали. Сначала попугали ножами связанных, выбивая из них подтверждение, что в здании никого, затем ещё и на зачистку сходили. Пленные не обманули, никого не обнаружили. Только четыре трупа, один из которых я записал на свой счёт, пятна крови и следы большой пьянки в кабинете начальника станции. И всё.

Вскоре на станции стало людно, и назначенные старшие переправляли людей в здания складов, тех, что ближе к лесу: мы ожидали прибытия подкрепления к противнику. До их основной базы, разместившейся в тридцати километрах от станции, звук стрельбы не донёсся бы, но расписание связи у противника имелось, и невыход станционного поста наверняка вызвал тревогу.

Бандитов держали под охраной, усадив на пятки возле пакгауза, из которого выпустили их пленных. Всего освободили одиннадцать человек. Четырёх девчонок в возрасте от пятнадцати до семнадцати из соседней деревни, и пятерых бывших работников станции, включая её начальника, двое из которых были с жёнами. Добили распятого зомби и трёх повешенных. Все в прошлом работали здесь, все были взяты в плен бандой и убиты без особого повода, просто так, для развлечения. Прикопались к какой-то мелочи, вроде не так сказал или посмотрел косо, да и убили.

Колю узнали все. В их глазах он сразу же превратился в кого-то вроде архангела с пылающим мечом. А вот Коля узнал среди них аж троих машинистов с маневровых тепловозов.

— Старшой, дело есть, — подошёл ко мне Пётр, уже полностью взявший руководство людьми из деревни.

— Про пленных, что ли? — догадался я по его мрачному выражению лица.

— Именно. Не поймёт народ, если за вчерашнее расчёта не будет.

А я бы и сам этого не понял. Более того, скажу, у меня примерно такие мысли и были, платить надо за всё. Но были и ещё кое-какие проблемы, о которых тоже сразу сказать надо:

— Пётр, у меня возражений нет. Но есть моментик — противник подойти может, а вам с формированием состава и погрузкой возни много. Так что выделяй людей в работу, а я отдаю пленных. Договорились?

Тот кивнул молча.

— Коля! — окликнул я нашего нового помощника. — Минутка есть?

— Старшой, да хоть две, — ответил тот, оборачиваясь.

— Там два бэтээра есть, на ходу и с боекомплектом. — Я показал на трофейную технику. — У меня людей мало, а к противнику должны подкрепления подойти. Надо продолжать?

— Экипажи сколотить?

— Догадливый ты.

— Сделаем, не вопрос, — кивнул он и заорал: — Сашка!

Подбежал тот самый парнишка, что подгонял грузовик к станционному зданию. Я присмотрелся — лет двадцать, но похож на пятнадцатилетнего подростка, белобрысый, румяный, маленький, вёрткий.

— Саня у нас водилой и служил механом на бэтре, — пояснил Николай. — Считай, что в одной машине за баранкой человек есть. Я сам туда за стрелка сяду. На вторую сейчас найдём людей, крестьянину что за бэтр, что за трактор — разница невелика.

— Ага, без проблем, — мрачно сказал Саня. — Я «шестидесятку» до винтика знаю, куда хочешь на нём.

— Ну и давай на место, — кивнул я. — Жди команды.

— Есть.

Уже лучше, намного лучше. Теперь ещё позиции найти, ну и так сделать, чтобы грузовик взрывчатки без всякой пользы не пропал. Зря старались, что ли?

— Смотри, за урок взялись, — сказал Большой, указав на собирающуюся возле пакгауза толпу.

— Ага, хорошо, уркам полезно, — одобрил я начинание народных масс.

— А чего задумали? — залюбопытствовал Володя.

— А что бы ни задумали, то и на пользу, — отмахнулся я. — Лишь бы живыми не отпустили. Одним куском, по крайней мере.

С экипажами для техники разобрались быстро. Заодно организовали две пулемётные позиции на крышах, взяв под прицел подъезды к станции с юго-востока, единственного направления, откуда следовало сейчас ждать основных сил противника — других дорог не было. Позиции тоже выбрали легко, всё равно выбор был невелик. Отбиваться получалось лишь с маневра — высунулся из-за зданий, отстрелялся и спрятался, других укрытий не наблюдалось. Грузовик с селитрой разместили у самого переезда, через который противник наверняка должен был пройти. Ну почти наверняка, БТР и через рельсы спокойно переедет, расчёт на то, что сразу это сделать не догадаются.

— Старшой, тебя народ там зовёт, — подбежал ко мне какой-то паренёк, размахивая руками.

— На фига? — не понял я.

— Там этих кончать будут, люди говорят, что без тебя вроде нельзя.

Вот как. И ребёнка, считай, послали сообщить. Меняются времена, точно меняются.

— Давай, Серый, сходи, от нас делегатом вроде как, — сказал Сергеич. — Тут и без тебя пока справимся.

Ладно, идти так идти. Я за последние два месяца уже на всякое насмотрелся, удивить мало чем удастся. А те, которых «кончать» намерены, свою судьбу на все сто заслужили, нет с моей стороны никаких возражений по поводу того, что с ними делать собираются. Что бы ни придумали.

Люди стояли полукругом, мужчины, женщины, разве что детей в стороны отвели. В середине сидели пленные, притихшие, явно испуганные, до них только сейчас начало доходить, что правила действительно изменились радикально. Над всем этим тучей висело тягостное, недоброе молчание. Толпа словно лишилась жизни, как манекены все стояли. Ни разговоров, ни шевелений, ничего, только взгляды, в которых читался приговор. Когда я вошёл в круг, все уставились на меня, словно ожидая сигнала или команды.