Проведя зиму в Белграде, Кепрюлю возобновил западный поход в следующем году. Перед ними двигались орды татар, опустошая земли и сея страх, как акынджи Сулеймана. Исполненный решимости овладеть всеми крепостями на пути к Вене, великий визирь, добившись ряда новых успехов, подошел к ключевому пункту Керменд на реке Рабе, близ австро-венгерской границы. Осознав возникшую угрозу, австрийцы в Вашваре начали прощупывать почву на предмет мирного урегулирования, которое было в принципе согласовано. Но прежде чем оно было ратифицировано, Ахмед двинулся вперед, намереваясь переправиться через Рабу. И здесь, в окрестностях монастыря Сен-Готард, он встретил решительное и хорошо организованное сопротивление воинского контингента императорских войск, уступавшего в численности, но лучше вооруженного и более умелого в тактике и владении техникой, чем его собственные войска. Этот контингент нанес ему быстрое и унизительное поражение.

Тайно переправив половину своих войск через Рабу, Ахмед остался с другой половиной на прежнем месте, намереваясь осуществить переправу утром следующего дня. Сделать это ему помешал ливень, прошедший ночью, и разлив реки. Тем не менее он был настолько уверен в успехе, что поспешил объявить в депеше султану о благополучном форсировании реки, тем самым устроив преждевременное празднование победы в Стамбуле. Но авангард после начального успеха потерпел поражение главным образом от австрийской кавалерии, которая смяла ряды турок и тысячами загнала их обратно в реку, оставив «славу победы за христианами».

Здесь, у Сен-Готарда, в 1664 году произошел судьбоносный поворот в ходе конфликта между Османской империей и Габсбургами — туркам было нанесено первое большое поражение в генеральном сражении с христианскими войсками в Европе. Это поражение прервало череду турецких побед, начало которой было положено в Мохаче в 1526 году, а семьюдесятью годами позже она продолжилась в Мезе-Керестеше. Оно впервые донесло до сознания турок важность нового военного опыта, в плане организации, подготовки, оснащения, тактики и авторитетного руководства, который европейские армии приобрели в ходе Тридцатилетней войны. Османы, несмотря на первоначальный успех Кепрюлю и вызванный им оптимизм, «задержались» в XVI веке и не смогли идти в ногу с развитием военного дела в XVII веке. Их армии по сравнению с армиями западных стран становились отсталыми в силу приверженности традиционным методам ведения войны. Для турок это было откровением, чреватым трудностями в будущем.

У Сен-Готарда ряды австрийцев были укреплены контингентом вспомогательных войск из Франции, в то время более передовой в военном искусстве, чем любая другая страна Европы. Этот контингент был направлен Людовиком XIV в поддержку папской Священной лиги. Ведь французы, хотя в принципе и продолжавшие придерживаться политики союза с турками, были близки к дипломатическому разрыву с Портой со времени вступления в должность первого Кепрюлю — Мехмеда. Их посол ни во что не ставил великого визиря и пренебрегал им, так что их капитуляции находились теперь в состоянии неопределенности. Поначалу французские вспомогательные войска вызвали презрение у Кепрюлю Ахмеда, наблюдавшего за их выдвижением — бритые подбородки и щеки, напудренные парики. Визирь даже воскликнул: «Кто эти юные девы?» Но они устремились на турок и принялись безжалостно истреблять их, эхом вторя крикам «неверных» «Аллах!» своими призывами: «Вперед, вперед! Коли, коли!» Янычары, которым они устроили кровавую бойню, надолго запомнили этот крик и повторяли его во время учений, а французского командира, герцога де ла Фейяда, они называли Фулади — человек из стали.

Тем не менее потери австрийцев были тяжелыми, и через десять дней после битвы они были готовы подтвердить предварительную договоренность с великим визирем о мире. Результатом стал Вашварский договор, который фактически возобновил действие Житваторокского договора и который, с учетом победы австрийцев, оставался удивительно благоприятным для османов. Они сохранили за собой ряд захваченных ими крепостей, включая Нойхойзель; они добились признания, при условии выплаты дани, своего вассального князя Апафи в Трансильвании, которую должны были покинуть и турки и австрийцы. Не допускалось распространение власти Габсбургов на восток, и она была фактически ограничена западной и северной частями страны. Кепрюлю даже на такой поздней стадии сумел увеличить территорию империи, С помощью искусства дипломатии он выиграл то, что проиграл в результате военных действий. Он вернулся с триумфом и был встречен в Стамбуле народным ликованием.

Следующим предприятием Кепрюлю Ахмеда было завершение захвата острова Крит, оборона которого, как было известно, стала слабее. Таким образом завершилась серия военных кампаний, непрерывно опустошавших ресурсы империи на протяжении двадцати пяти лет. В 1666 году Ахмед с большим подкреплением проследовал на остров, где оставался три года, имея возможность отсутствовать в столице благодаря критской девушке-рабыне, которая теперь властвовала над султаном Мехмедом, будучи его фавориткой и самой влиятельной султаншей. Эта рабыня с большим рвением поддерживала дело Кепрюлю и всячески укрепляла его авторитет в глазах своего господина. Так что третья стадия осады Кандии велась почти без передышек, летом и зимой. П. Рико назвал Кандию «самой непреступной крепостью в мире… укрепленной с таким искусством и мастерством, какие только человеческий ум этого века был способен изобрести». Это было необыкновенное инженерное мастерство, с его минами и контрминами, траншеями и ходами. Но искусство осады у турок, пионерами которого они стали еще при осаде Родоса, все еще было выше. Умело и неумолимо они ставили мины и рыли подземные ходы — подкапывались под Кандию.

На каждом этапе кампании турки могли использовать флот. Венецианцы со своей стороны получали помощь, именем еще одного Крестового похода, не только от папства, других итальянских и имперских сил Габсбургов, но и со стороны французов, которые скрытно помогали им с самого начала. «Юные девы» Сен-Готарда, имевшие репутацию цвета французского рыцарства, отплыли в Кандию вместе с их командиром, герцогом де ла Фейядом, под мальтийским флагом. Здесь, в духе романтического героизма и не обращая внимания на приказы венецианского военачальника Морозини, рыцари настояли на вылазке из крепости и, ведомые монахами, несущими распятие, убили изрядное количество турок, прежде чем их одолели превосходящие силы и заставили отступить. В следующем году в Кандию отправились более существенные французские силы под командованием герцога де Ноайя, на этот раз под флагом римского папы. Ноайя настаивал на чисто французской вылазке, отказавшись от помощи венецианских войск Морозини. Когда вылазка окончилась неудачей, флот французов присоединился к флоту венецианцев для обстрела, замышлявшегося, чтобы выманить турок из траншеи перед городом. Обстрел тоже оказался неудачным, отчасти из-за взрыва французского корабля во время его проведения. И французы, теперь уже в серьезном конфликте с венецианцами, отплыли домой со всей своей армией.

Четырьмя днями позже Морозини сдал город Кандия, признав, что удерживать его дальше неразумно. Его осада длилась дольше, чем осада Трои. Кепрюлю Ахмед предложил почетные условия, которые соблюдались без нарушений. Измотанному венецианскому гарнизону было разрешено взять с собой часть артиллерии, тогда как критяне получили свободу выбора местожительства в любом другом месте. Венеция сохранила за собой порты на острове, который стал турецкой территорией, образуя естественный барьер, пересекающий южную часть Эгейского моря, превращая Восточное Средиземноморье в турецкое озеро. Жители острова из числа греков-христиан приветствовали турок как освободителей от гнета римско-католического правления, а с течением времени многие из них приняли ислам.