напрягла плечи и ощутила прилив сил. Какая-то часть меня, не желающая умирать, упорно полезла вверх, отвоёвывая право на жизнь. Мне удалось согнуть колени – немного. Затем чуть-чуть повернуться.

– У-у-у! – запела я что есть мочи.

– У-у-у! – послышалось протяжное из-под земли.

Мне почудилась Вида, которая стала толкать меня своей крепкой спиной и выпихивать лапами».

Соня с усилием села. Стряхнула с лица песок, жадно хапнула воздуха и долго ещё дышала – не могла надышаться.

Глава 56

Любовь – это сильная нежность.

«Нашла чек на флоггер, от 30 декабря. Но… тогда я была в больнице! Не понимаю… Я должна вернуть Айрис платье. Она говорила, что возле их дома есть супермаркет, где шмоток просто навалом».

Соня решительно схлопывает дневник, придвигает к себе банку-копилку и выуживает оттуда купюры, – рука застревает в горлышке, и мелочь на дне жалобно брякает.

Снаружи царствует бабье лето. Солнце мягко греет в затылок, блестит береста на берёзах, накатывает запах прелой листвы и опавших листьев.

…В магазине играет джаз, поодиночке блуждают женщины.

Платье находится сходу, так что Соня аж вздрагивает – да, точно такое, истошно-алое надето на безликий худой манекен.

«Оно! – щёлкает в голове».

– Вам помочь? – продавщица выскакивает из-за кассы, как чёртик из табакерки.

– Д-д-да! Мне нужно вот это платье, – показывает Соня.

– Это прошлогодний сезон, девушка! – та поворачивается к вешалкам и щебечет: – Вы посмотрите сюда! Новое поступление: трендовые фасоны, последняя мода! А цветовая гамма: салат, бирюза и, обратите внимание! Джи-ы-ынс. А декольте! Комсомольская ночь обеспечена! А это… – она закатывает глаза в сторону манекена, – случайно нашлось на складе, только повесила.

– Это очень даже прекрасно – всё, что Вы говорите. Мне нужно как раз его, – отвечает Соня. – Я подруге его задолжала.

Продавщица пялится на манекен:

– Ну дела… Видно Вас оно и ждало. Что ж, раздеваем, раз так.

Манекен обнажает своё анемичное тело, и Соня, притиснув платье к груди, убегает в примерочную. Там она переодевается и крутится перед зеркалом, – складки юбки раскрываются, как лепестки цветущего мака.

На ходу доставая мятые деньги, и роняя их, и подбирая, она доходит до кассы:

– Я беру. Запакуйте, пожалуйста.

Взбалмошно выскочив из магазина, она врезается в блондинку, которая сосредоточенно причпокивает присоской – огромной, точно вантуз – чёрный силиконовый член себе на ладонь.

– Ой! Простите!

Да это же Ангелика!

– Привет! – вспыхивает улыбкой та и, ничуть не смутившись, поясняет: – Вот, купила, а не проверила…

И здоровенный девайс болванчиком колыхается в воздухе.

– Привет, – отвечает Соня, сдержанно отдуваясь.

От Ангелики пахнет волшебно: запах свежей земли и медовое разнотравье, сладкость берёзового сока и привкус родниковой воды, нотки душистого табака и кардамоновой стружки смешиваются в единое облако.

– Какой божественный запах. Что это? – восклицает Соня.

– Нравится? – со второй попытки член присобачивается намертво, и Ангелика, отчпокнув, удовлетворённо суёт его в сумочку. – Духи с ферромонами. Плюс абелия там медовая и что-то ещё китайское. Здесь же, кстати, купила, – она показывает на розовые занавески, закрывающие вход в интимный магазин. – Мы с тобой там как раз познакомились. Помнишь?

– Я… – Соня выглядит обескураженной. – В секс-шопе?

– Ну да. Новогодняя распродажа… Ты ещё флоггер себе взяла. Но знаешь? Даймон делает круче! Если тебе кошку78 или гениталку там… ты обращайся. Завтра в клубе порочка, кстати. Он обещался быть, если опять не забудет, конечно.

– Я приду, – отвечает Соня.

– Увидимся, – Ангелика взмахивает на прощанье рукой.

Соня, прижимая к себе пакет, выходит на улицу.

Вот нужный дом. Она проскальзывает в подъезд.

На первом этаже находятся почтовые ящики, – на одном написан знакомый номер квартиры. Соня, было, пихает пакет в щель, но тут обнаруживается, что крышка и так открыта.

– Ладно, – Соня решительно топает к лифту. – Не хотела я вас беспокоить, ребята, да видно придётся.

Лифт быстро плывёт наверх. Вот и этаж – двенадцатый. Знакомая шероховатая дверь из металла. Соня уверенно жмёт на звонок.

Ей открывают сразу. На пороге – тот самый Жора, который тогда приставал у озера. У него удивлённый вид, аж вытянулось лицо.

– Здравствуйте, – говорит Соня. – А Айрис дома?

– Н-н-нет, – отвечает, запнувшись, он.

– Жаль, – она протягивает пакет. – Вот, возвращаю. Спасибо, что разрешили пожить в квартире. Айрис – большой от меня привет!

Всучив платье, Соня пожимает плечами, разворачивается, бодро уходит к лифту и давит на кнопку, – лифт приветливо впускает её. Соня заходит, жмёт на цифру «1», и, пока закрываются двери, успевает заметить, что мужчина вышел вслед, и стоит теперь на площадке, и неотрывно глядит на неё.

В клубе хаотично блуждают пятна, и одно из них, пробегая по кроваво-красной стене, выхватывает из полумрака нарисованную змею. Её жёлтый глаз загорается, будто от встроенной лампочки, и Соня вздрагивает.

В голове мурчаще звучит: «Берегись Анаконды, детка».

– Глор? – она озирается по сторонам. – Глор!

Бармен за стойкой, скрипя полотенчиком, натирает стаканы. Бросает короткий взгляд. Негромко бумкает рок, хлопает входная дверь. Два крепких парня, сидя на карачках и громыхая ключами, собирают последнюю конструкцию из набора.

Соня суётся в карман и нащупывает дыру, – таблетки остались дома. Все три пачки.

– Чёрт.

Люди приходят, занимают кожаные диванчики и свободные барные стулья. В гардеробе Соня встречает Даймона:

– Привет.

– О, кого я вижу! – расплываясь в улыбке, он стаскивает мотоциклетные очки, суёт их в карман своей кожанки и вешает её на крючок, с краю. Морщит гармошкой лоб: – Э-э-э…

– Соня.

– Да-да, Соня. Я помню.

– Можно попасть к Вам… к тебе… сегодня… – Соня смущённо опускает глаза, заливается краской.

Две секунды на раздумья, и он соглашается. Выдох.

В туалете она переодевается в чулки и возвращается на диван. Чулки постоянно сползают, и она нервно дёргает их, прилепляет к ноге резинкой – один, другой.

Даймон присаживается рядом, участливо спрашивает:

– Ну? Чего мы хотим сегодня?

– Мне нужно кое-что вспомнить, – говорит Соня, стискивая рукоятку флоггера сквозь пакет.

– Угум, угум…

Она хватается за упаковку с салфетками и мусолит её в руках.

– Пафосной эротики ещё добавь…

– Как это? – едва не смеётся он.

Кусая губы, она с усилием говорит:

– Чулки эти, словно гольфы. Порви их. Они отвратительны.

– Я понял, – кивает Даймон – его глазищи черны, как графит.

Он берёт Соню за руку, – отчего та впадает в оцепенение, – и ведёт к кресту. Протирает его салфетками.

– Готова?

В паре метров стоит толпа незнакомых людей.

В пяти – дверь на улицу.

Соня стягивает через голову платье, наслаждаясь публичной обнажёнкой – сладкое, томительное чувство, когда множество взглядов приковано к границе ткани, с шелестом уползающей с тела. Шаг за границу зоны комфорта, – и страх исчезает.

Здесь это можно – раздеваться прилюдно.

– Я истеричка и буду орать, – она крепко зажмуривается.

– Да-да, – кивает Даймон, доставая флоггер. – Красный… Стоп…

Рок врубают на всю катушку.

Пальцы касаются холодного, местами ржавого металла, и дыхание отрывисто рвётся, частит. Уверенная рука Даймона ложится между лопаток, течёт вниз, забирает и скручивает в складку кожу, и от этого внутри живота что-то тянется, ноет.

На спину прилетает первый жгучий удар. Боль! Соня вцепляется в крест. Ещё! Даймон бьёт ровно, и паузы наполняются столь значимым содержимым, будто в этом и есть вся суть.

Прижавшись сзади, он приобнимает её, и портупея врезается в голую спину, а кулак с рукояткой флоггера втискивается в живот. Хвосты плётки щекочут бёдра. Даймон резко отстраняется и отвешивает шлепки ладонью: хоп, хоп, ХОП!

– А-а-а! – вскрикивает Соня.

Флоггер мягко гладит, гладит. Гладит опять.

Она корчится, умоляя телом: дай, дай же ещё, добавь! – будто речь идёт о стакане воды посреди зыбучих песков. Её крупно колотит. Шаткая конструкция брякает грудой металлолома. Гремящий аккордами рок пропадает, и в глухой тишине отчаянно бумкает сердце.

Даймон склоняется к Соне, жарко дышит ей в ухо, а затем разевает рот и так сухо хрипит, что её окунает в животный ужас: ресницы