не из чего их изготовить. К счастью, у нас на джонке есть чугун, и из него легко будет сделать все, что понадобится. Нужно только собрать несколько сот тысяч человек, чтобы одни углубляли дно, а другие укрепляли берега, чтобы они не обвалились в реку. Сможете вы сразу собрать такое количество людей?

– Относительно людей вы можете быть совершенно спокойны, – ответил дядя государя. – Наводнения у нас бывают очень часто, и они причиняли очень много бедствий нашему народу! Когда люди узнают, что вы будете очищать русло реки, то не только простой народ, но и ремесленники, купцы и чиновники с удовольствием примут участие в этом деле. Да ведь мы и платить будем за работу.

– А какое число вы считаете благоприятным днем для начала работы? Я хотел бы доложить об этом государю, чтобы он приказал сановникам заранее все подготовить, – спросил дядя государя.

– Сначала нужно изготовить орудия, – сказал Тан Ао. – Пришлите ко мне завтра побольше мастеровых. А когда все будет готово, тогда и выберем день для начала работ.

Дядя государя кивнул головой.

Приказав своей свите быстро уведомить мастеровых о том, что они должны утром следующего дня явиться к Тан Ао, и отдав в его распоряжение множество своих слуг, дядя государя удалился.

Тан Ао нарисовал образцы орудий и инструментов и попросил До Цзю гуна позаботиться о материалах.

На следующий день прибыло множество мастеровых и рабочих.

Тан Ао показал им рисунки, дал указания, и вскоре в плавильных печах был разведен огонь, и работа началась. Хотя мастера были одеты в мужские платья, но все это были женщины, очень способные и одаренные, совсем не похожие на тех тупиц, которым говори, пока у тебя язык не заболит, а они все равно ничего не поймут!

Здешние мастеровые и рабочие сразу схватывали все объяснения Тан Ао. Не прошло и двух-трех дней, как все инструменты были изготовлены, и тогда пригласили гадателя и выбрали благоприятный день для начала работ.

В этот день дядя государя снова приехал на берег реки.

Тан Ао приказал людям разделить всю территорию на участки и последовательно возводить на них земляные дамбы.

Работа была тяжелая. Несмотря на это, люди, много лет страдавшие от наводнений, старались изо всех сил. Одни копали, другие возводили дамбы. Не прошло и десяти дней, как все было готово.

Видя, что Тан Ао встает рано, уходит с реки поздно, и днем и ночью трудится не покладая рук, народ стал относиться к нему с большим уважением. Старики собрали деньги и построили кумирню со статуей Тан Ао и доской, на которой золотом была сделана надпись: «Начальнику вод, облагодетельствовавшему весь народ».

Слух об этом дошел до дворца, и наследник государя рассказал обо всем Линь Чжи-яну.

Оказывается, что в день бракосочетания с правителем царства Женщин Линь Чжи-ян, находясь на ложе, украшенном слоновой костью, внезапно вспомнил:

– Когда-то в стране Чернозубых зять сказал мне шутя, что меня оставят в царстве Женщин. И вот теперь это сбылось. Значит, на это было предзнаменование. Тогда Цзю гун спросил меня: «Что вы будете делать, если вас оставят в царстве Женщин?», а я ему ответил: «Если они меня оставят, я им на все буду отвечать: “Не могу знать”». Сказал я это, не подумав, но и в этих словах оказался сокровенный смысл. Поскольку государыня хочет «жениться» на мне, то лучше всего будет притвориться бесчувственным истуканом и на все отвечать ей: «Не могу знать»; поживу с ней некоторое время и посмотрю, как это ей понравится.

Приняв такое решение, Линь Чжи-ян начал думать о доме. Вспомнил жену и дочь, и так тяжело ему стало на душе, что из глаз его слезы хлынули ручьями. И вспомнилось ему, как по приказу государыни ему бинтовали ноги, прокалывали уши, били, подвешивали за ноги, всячески мучили, измываясь над ним, так что он был на волосок от смерти, и чуть ли не погубили. Эта государыня такая злая, ясно, что она ему враг, он не знает, куда от нее спрятаться, так разве посмеет он сблизиться с ней!

Тут Линь Чжи-ян при свете лампы поглядел на спящую государыню. Хотя она была молода и красива, но было что-то зловещее в этой красоте. Правда, Линь Чжи-ян не видал, чтобы она убивала людей, но хрупкое, изящное ее тело было опасней острого ножа. Чем дольше глядел он на нее, тем ему становилось страшнее. Он боялся, что погибнет от ее руки, и сердце его леденело от ужаса, и тело становилось бессильным, как тряпка.

Две ночи подряд правитель и силой, и всяческими хитростями пытался добиться своего, но все было напрасно. И хотя он был очень раздосадован и разгневан, но дело с очисткой русла реки связывало его, и он не решался насильно взять Линь Чжи-яна.

Договорившись с дядей об очистке речного русла, государь долго думал и, придя к выводу, что оставлять Линь Чжи-яна в его покоях нет смысла, вынужден был отослать его обратно в комнату наверху, которую он занимал прежде, отменив распоряжения о бинтовании ног и уходе за ним.

Линь Чжи-ян чувствовал себя как помилованный преступник; правда, он не был еще возвращен к своим, но ему уже не стягивали ноги.

Не зная, выпустят его или нет, и желая выяснить, почему недавно народ так шумел перед дворцом, он стал расспрашивать прислужниц, но все они уклонялись от ответа.

И вот однажды, когда он думал о родных и слезы лились из его глаз, к нему подошел молоденький наследник государя и, низко поклонившись, сказал:

– Я слышал, что к нам приехала дама из Поднебесной империи, по фамилии Тан, чтобы очистить русло реки; если она справится с этим делом, то мой державный отец отпустит вас, матушка. Я специально пришел рассказать вам об этом, чтобы вы успокоились.

Усадив юношу, Линь Чжи-ян стал его расспрашивать и узнал все об истории с воззванием.

– Жалея меня в моем несчастье, вы сами пришли ко мне с этой радостной вестью, – сказал Линь Чжи-ян со слезами на глазах. – Если мне удастся вновь свидеться с моей женой и дочерью, то только с помощью божества мне удастся отблагодарить вас за ваше благодеяние. Когда мой зять окончит работы по очистке речного русла, прошу вас сообщить мне об этом. А может быть, вы замолвите за меня словечко перед государем, чтобы меня скорее отпустили, молю вас – спасите меня!

Отерев слезы Линь Чжи-яна, наследник государя сказал:

– Не убивайтесь, матушка. Я все разузнаю и, если будут хорошие вести,